Мэрибет Мэйхью Уален - А вдруг это правда? [litres]

– Такая дурь, – сказала она вслух, затем перевернула обложку.

Это был блокнот, в который она собирала и в котором хранила с неловкой преданностью все об Ивретте. Она записывала любую информацию, которую удавалось о нем найти: его хобби и любимые команды, имена домашних животных его детства и какое мороженое он больше всего любит. Она записала размер одежды, которую он носил и какую именно и в какие дни. Она записала его распорядок дня, его мечты и стремления. Ни в одной мечте, ни в одном устремлении она сама не фигурировала.

Она была одновременно удивлена и испугана, обнаружив этот документ, это доказательство того, как сильно она тосковала по нему и как долго это продолжалось. Было ясно, что она сделала бы все, чтобы заполучить Ивретта, а, заполучив, удержать. Смутившись, она быстро сунула блокнот в мусорный мешок и выбежала из комнаты. Спустившись вниз, она обнаружила мать на кухне, та хмурилась на корзину со спутанной пряжей.

– Нашла что-нибудь, что хотела бы сохранить? – спросила ее мать, не отрываясь от пряжи.

Брайт покачала головой и улыбнулась, все еще ощущая во рту привкус рвоты.

– Там только старый хлам, – сказала она.

– Так ты хочешь, чтобы я все выбросила? – спросила ее мама, оторвавшись от корзины, и на ее лице появилось удивленное выражение.

– Сама же знаешь, как говорят, – съязвила Брайт и погладила свой живот. – Старое – долой, место нужно новому.

Тогда она сама себе не поверила, да и сейчас тоже. Особенно этим летом.

Она уже собиралась встать и позвонить Ивретту, когда увидела свет фар – на подъездную дорожку сворачивала машина. Она выдохнула, не осознавая, что сдерживала дыхание, и почувствовала, как ее желудок успокоился. Она сделала еще один глоток вина, и вместо того, чтобы окликнуть Ивретта, ждала, пока он сам найдет ее. Она ждала в темноте, пока он входил в дом и искал ее, чувствуя себя ребенком, игравшим в прятки. Наконец он ее нашел – практически в панике выбежав на террасу.

– Что ты вытворяешь? – спросил он с ноткой обвинения в голосе. – Ты меня напугала.

Она хотела сказать ему, что он тоже напугал ее, что она представляла себе, как Дженси отправляет своих девочек домой с матерью, чтобы они с Ивреттом могли пойти в их старое убежище в лесу у озера. Но она не могла произнести эти слова вслух, пусть даже они ясно сформировались в ее голове, на ум ей непрошено пришли признания Дженси поздно вечером, когда они были еще девочками. Она знала все: как Ивретт и Дженси оттащили в лес надувной матрас, как они лежали там и смотрели на звезды ночью, разговаривая и мечтая.

Брайт сомневалась, что после стольких лет матрас все еще там. Она решила рискнуть туда сходить. Просто посмотреть.

– Мне захотелось посидеть снаружи, – сказала она.

Ивретт огляделся по сторонам.

– Приятный вечер. Попрохладнее стало, как солнце зашло. – Он указал на вино. – Мне налить себе в бокал и присоединиться к тебе?

Она улыбнулась ему, чувствуя, как ее затопляет облегчение. Конечно, он не стал бы этого делать, если бы у них с Дженси что-то произошло. Она заставила себя не спрашивать и не портить момент.

– Конечно, – сказала она вслух. – Было бы неплохо.

Ивретт снова нырнул в дом, а она посмотрела на звезды, ожидая его. Он быстро вернулся и сел напротив нее за маленький столик. С мгновение оба молчали, потягивая вино. Она чувствовала, как от третьего бокала мысли начинают чуть расплываться, как она, собственно, и надеялась.

– Жаль, что ты пропустила конец фейерверка, – сказал Ивретт.

Брайт снова подумала о голосовом сообщении.

– Все в порядке. Кристоферу давно уже было пора ложиться. Он отрубился, как только мы добрались домой.

– Интересно, сколько Джеймс потратил на эти фейерверки, – сказал Ивретт. Он болтал о пустяках, и Брайт была благодарна ему за это. – Они все взрывались и взрывались.

Она кивнула.

– Наверное. Я даже удивилась, как долго тебя нет.

Учитывая обстоятельства, она не имела права его допрашивать, но она также хотела это знать. Ее слова повисли в воздухе, и она увидела, как он заерзал на стуле, затем отпил глоток вина. Сердце у нее бешено колотилось, она сделала глоток. Очень большой глоток.

– Ну, я поговорил кое с кем, пока собирал вещи и загружал машину. Знаешь, по-соседски. В духе моей жены. – Он усмехнулся и подтолкнул ее локтем.

– А с Дженси ты говорил? – спросила она.

Она старалась говорить непринужденным тоном, произнести это имя так, как будто называла любого другого обитателя Сикамор-Глен. Но по тому, как он едва заметно поморщился, догадалась, что голос ее выдал. Это нелепо. Они женаты. У них есть ребенок. У них хорошие отношения, они в глубине души – добрые друзья. Ее необъяснимая тревога из-за Дженси вызвана либо женской интуицией, либо полной паранойей. Либо остатками их прошлого, прокрадывающегося внутрь, никогда полностью не побежденного, независимо от того, что все они двигались дальше.