Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

А мы оба уехали на Запад и там мне пришлось стать русской — там тебе давали деньги за то, что ты еврей, могли целый год давать, а мне через три месяца перестали — потому что я сказала, что еще не нашла своего Бога и не решила куда же мне идти — в синагогу или в православную церковь — возраст еще такой — 30 лет — можно думать над этим и дальше. Ведущий у меня был хасид, и он нас с Полей немедленно после этого от денег отлучил. Слава Богу, уже львовские хозяева были. А я никуда не ходила еще долго — лет пять, потом все же стала ходить в русскую церковь — совсем маленькую, куда ходят все художники, поэты, выкресты и прочая шелупонь и на крестный ход шепчутся, как в деревне, (или как в синагоге):

Глянь-ка, Машка вона — с мужиком пришла и платок новый…

А Ромка в Германии стал еврей (так он пишет в своих мемуарах — с немного виноватой обаятельной своей улыбкой — ну понятно же, ребята — Запад, бабки, тяжело в общем,).

Из-за тебя, сука, я прожила тринадцать лет в Америке, и со мной случилось, все, что случилось.

А ты поиграл год в Заграницу и вернулся. Теперь я тоже вернулась, и мы мирно гуляем по каналу Грибоедова — оказывается, мы друг по другу соскучились. Что тут скажешь?

Уж если ты, бродяга безымянный

Смог обмануть чудесно два народа,

То должен быть, по крайней мере,

Достоин своего обмана…

Все мы нынче и Змей и Невеста. Напиши мужскую историю про Гришку Отрепьева, а я — женскую про Парашу Жемчугову. Пусть снимут кино и поставят спектакль.

Там, в Америке я видела другое — я видела русских женщин — «еврейских подстилок», которые сначала принимали на себя все, что было за это положено тут — увольнения с работы, сидения в отказе, издевательства в Овире и т.д., а потом там — в Хеасе — гордо доставали свой нательный крест — и прощай Найана с ее деньгами, бесплатными курсами и ортопедическими матрасами.

— У нас — только для евреев, а вам — в Толстовский фонд — там денег не дадут, но иногда могут выдать шкаф или табуретку.

И шли они мыть полы, пока другие шли на курсы английского.

Единственный комментарий — у всех этих теток — все в Америке сделалось хорошо — и с деньгами, и с любовью, и с детьми. Господь их все же разглядел. Нужно об этом сказать, не плачь по ним, Россия.

Меня редко спрашивают, почему, я уехала. Разве что Митьки иногда. А в основном спрашивают — почему вернулась.

— Совсем что ль спятила? В Питер! Нет, ну в Москву — это понятно, но сюда, в болото!

— «Чего сидишь, чего сидишь?» Живу я тут!

Пушкин упал, и Яблоко упало. Осталась одна Курица — подозрительно похожая на самолет. Вот мы и полетели. Теперь через 13 лет, я уж знаю чего кому отвечать. Для этого нужно было прожить 3 года возле самой большой в Америке русской библиотеки, там было и все дореволюционное и все эмигрантское и три года слушать и слушать эти голоса мертвецов — на рассыпающейся под пальцами желтой бумаге.

Почему мужчины ищут ответа на все вопросы в философии?

Почему они так уверены что Фуко, Хайдеггер, Будда или свод законов династии Дзынь — помогут им разобраться в том, что же случилось в селе Горюхине или в городке Верхнее Подвздошье в 1918-м году?

Нет, помогут только голоса из-под земли — ТОЙ САМОЙ, а они есть, и их — несметное множество.

Три года я жила неработающей женой профессора-слависта в Мид-вест Индиане — американской глубинке, в 15-и милях от центра Ку-Клукс-Клана — Мартинсвилля. Это с моей-то неарийской физиономией! Вот повезло!

Там Америка из пьес Сэма Шепарда — ихнего Чехова. Там фермы, на которых не только отцы трахают дочерей, но и мамаши, сыновей, потому что вокруг — на много миль — никого, только иногда заедет пастор, тогда его тоже трахают. Потом детей-внуков душат и закапывают на заднем дворе. Вокруг — нищета. «Белая шваль» так это обычно переводят.

В баре они набьют тебе морду, если у тебя черные глаза и волосы, не за то, что ты — еврей, (нет, ТЕ — с двумя головами, они забрали все золото у народа и живут в страшном НЬЮ-ЙОРК ГОРОДЕ, в котором мы никогда не были и даже пролетать над ним боимся.) Нет, тебе начистят чайник за то, что ты — ближний враг — реальный «католик-итальяшка». Все живут в трейлерах и все в клетчатых фланелевых рубашках. Это — Шепард.

После Индианы понимаешь, что нью-йоркская «Черная шваль» — это просто тихие зайчики.

Есть еще Техас — тамошние казаки.

(Глухие заборы, злые псы и кружку воды выносят на ржавой цепи. Ненависть к каждому, кто говорит с каким бы то ни было, акцентом — даже с акцентом соседней губернии). Оказывается все это отлично можно устроить и без заборов, и без псов. Мы однажды потерялись с мужем в маленьком техасском городке, подъехали к какому то дому — дорогу спросить, и дядька выбежал с ружьем, щелкая затвором. Хорошо у меня реакция мгновенная — я окошечко в машине закрутила со скоростью света и заорала, как резаная: