Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

Даниил был в это время на кухне, гремел там чашками и хлопал дверцей холодильника.

– Оксана, у нас пообедать нечем, что ли?

– Нечем, я ж дома не была, – откликнулась я, мгновенно испытав чувство вины перед мужем за пустой холодильник и неприготовленный обед.

Даниил вышел из кухни, демонстрируя всем своим видом недовольство, постучал к Максиму, о чем-то поговорил с ним в комнате и уехал, даже не сказав, куда и зачем. У него был выходной, об этом он мне еще утром сказал, и вот теперь спокойно встал и ушел. Я собралась на рынок и в магазин, оставив сына перед телевизором, сбегала почти бегом, буквально за сорок минут, едва дотащила тяжеленные сумки, набитые продуктами. Плюхнув их на пол в кухне, я обернулась и замерла – большое зеркало в коридоре было аккуратно завешено простыней, как будто в доме покойник… Сорвав белое полотнище, я зашла в комнату сына – Максим сидел за компьютером и сосредоточенно гонял по монитору танки.

– Максим…зачем ты сделал это?

Он, не отрываясь от своего занятия, проговорил:

– Я не хочу видеть себя. Мне страшно. Мам, я не пойду в школу, ладно?

Я обняла его сзади за плечи, уткнулась губами в вихры на макушке, не зная, что и как сказать ему. Шрамы на лице были в самом деле ужасны, должно пройти какое-то время, чтобы они хотя бы побледнели. Но мне и в голову не приходило, что мальчик может переживать по этому поводу. Неужели нам придется перевести его на домашнее обучение? Я почему-то не подумала о том, что Максима могут начать дразнить одноклассники, а он вот подумал, оказывается.

Я провела с сыном весь день до самого вечера, не оставляла ни на минуту, играла с ним в какую-то компьютерную игру, читала книгу, хотя перестала делать это давно, еще в пятилетнем возрасте, когда Максим научился читать самостоятельно.

Он не возражал, с удовольствием слушал про Винни-Пуха, даже поел с аппетитом и только перед сном вдруг спросил:

– Мама, а папа уехал на работу?

– Да, сынок, у него срочная операция, – соврала я, не зная, куда спрятать глаза.

– Ты спи, папа придет поздно.

Я просидела с ним до тех пор, пока он не уснул, только потом ушла к себе в спальню. Даниила не было. Неужели он посмел уехать к своей Машке? Это верх цинизма – бросить больного ребенка в первый день после выписки из больницы и пойти к другой женщине… Неужели он не понимает, что, возможно, это за его грехи сейчас расплачивается наш сын? Ладно, ему давно безразлична я, но Максим?

Мне страшно захотелось разбить что-нибудь, и особенно – чтобы это оказалась Данькина голова…

Он вернулся поздно ночью, когда я уже спала, разделся и лег на кровать, отодвинувшись от меня на самый край, словно я была больна чем-то особо заразным. У меня слезы навернулись на глаза, и я всхлипнула негромко. Честное слово, я не хотела, чтобы Даниил слышал это, но он повернулся ко мне и зло проговорил:

– Что ты истерику мне закатываешь? Хочешь что-то сказать, так скажи и не ной здесь! Давай, выскажись, не держи в себе! Так и скажи – ты тварь и сволочь, Городницкий, ты бросил сына и свалил к любовнице! Ну, что молчишь?

Я села на постели, щелкнула кнопкой торшера и посмотрела ему в лицо:

– Да, ты тварь и сволочь.

– Ну, давай дальше, что там еще у тебя припасено? – подстегнул Даниил, закинув за голову руки и глядя в потолок.

– Неужели ты не понимаешь, что так не может продолжаться больше? – спросила я, закрыв руками голову, как будто ждала удара. – Даниил, если ты хочешь, то уходи, живи с ней, но и я тоже ведь не железная, я не могу терпеть это постоянное унижение!

– Что ты знаешь об унижениях? Если бы только… а, все равно не поймешь! – отмахнулся он, перегибаясь через меня и выключая свет. – И не заговаривай больше о том, что я должен делать, а что – нет.

Даниил снова отвернулся, а я внезапно очень четко осознала – все, хватит. Пора разводиться.

Даниил.

Я долго лежал в темноте с открытыми глазами и старался успокоиться. Что за день сегодня? Сначала Машка взбрыкнула, выгнав меня, а потом Оксанка устроила истерику. Взбесились бабы, не иначе.

Днем привез Максима и Оксанку домой из больницы, и мне вдруг до боли в сердце захотелось увидеть Машку, до того захотелось, что хоть вой в голос. Я пообещал Максу привезти ему новую компьютерную игру и уехал, обставив это как недовольство отсутствием обеда. Машка была на работе, я ввалился прямо в приемную их клиники и сразу почувствовал, что у нее произошло что-то. Лицо недовольное, губы сжаты в нитку, глаза прищурены. Она писала что-то в журнале и хмурилась. Я подошел к конторке и постучал пальцем по деревянной поверхности.