Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

О смерти художника Марата знало слишком много людей, чтобы хоть кто-то мог преуспеть в опровержении факта кончины. У Марата, как у всякого художника, который не столько писал картины, сколько посещал все вечеринки, каждодневно пил водку и волочился за любым человеческим созданием, имевшим признаки женского пола, — у него было много славных приятелей, у коих был круг своих славных приятелей, и всей этой массе были известны следующие детали.

Умер Марат далеко не сразу, а долго лежал в больнице при смерти с диагнозом рака с метастазами. В больнице его посетили многие, всем хотелось его утешить посредством последней стопки водки, но так получилось, что день его смерти все приятели прозевали. Когда попытались узнать, где тело, представители больничного персонала, состоящего из грубоватых негритянок, с большим подозрением озирали мужчин, говорящих с сильным акцентом и при этом пахнущих алкоголем, и заявляли, что информацию они могут дать только близким родственникам. Таких у Марата в Америке не было, — возражали мужчины с сильным акцентом, и продолжали упорно настаивать на праве узнать, где тело их друга и когда планируется погребение. Негритянки, чтоб как-то отвязаться от навязчивых посетителей, совали им номера телефонов. Номера эти оказывались бесполезными, так как вели к автоответчикам, предлагавшим оставить свои номера, но никто вслед за этим не перезванивал.

Из всей этой чуши возникли слухи, какие-то были даже пугающими. Скажем, такой: будто тело Марата лежало долгое время в морге, поскольку больничные эскулапы никак не могли сообразить, он мёртвый или всё ещё живой. По другому, более мирному слуху, Марата не могли похоронить из-за бумажной волокиты, в его документах оказалась какая-то странная неразбериха. Так и не сумев в ней разобраться, раздражённые бюрократы что-то подделали в бумагах, чтобы хоть как-то закрыть дело, и Марата, таким образом, смогли похоронить, как, скажем, какого-нибудь бродягу, за счёт государства и на земле, отведённой на могилы для бездомных.

Заплетин тоже узнал Марата, и тоже, как другие, изумился. Марата он знал не так уж близко, отношения их были больше деловыми. Завязались они в будничный день, когда, проезжая по Голливуду, Заплетин оказался рядом с церковью и решил на минуту туда заглянуть. Внутри безлюдного тихого храма мужчина в заляпанной краской одежде расписывал икону на стене. Художник отвлёкся на посетителя, он рад был предлогу отдохнуть от кропотливого занятия. Заплетин взял телефон Марата и не замедлил позвонить с просьбой что-нибудь изобразить на стене своей музыкальной студии, предложив за работу пятьсот долларов. Тогда он ещё не завёл ансамбль и зарабатывал на жизнь частными уроками фортепиано.

Марат за дело принялся бойко, за пару дней набросал на стене контур открытого окна, пушистого кота на подоконнике, кот смотрел на рояль на лужайке, на рояле играла красивая девочка. Детали займут ещё несколько дней, — сказал он в конце второго дня, и после того надолго исчез. Телефон у художника не отвечал, общие знакомые руками разводили. Но так как Марат пропадал и раньше, и тоже, бывало, на несколько месяцев, его исчезновению не удивлялись. Объявившись в городе, наконец, Марат рассказал, что он в Сан-Франциско расписывал бассейн в богатом доме. Все поверхности под водой покрыл кораллами, пёстрыми рыбками, даже подбросил туда акулу, обломки затонувшего корабля и сундук с золотыми монетами.

— Побольше бы мне такой же халтуры, — говорил он, прихлёбывая водку там, где ему её предлагали, а предлагали ему везде. — Жить бесплатно в шикарном доме, на халяву питаться и выпивать, и пять тысяч долларов на прощание!

Явно испорченный этим опытом, он так к Заплетину и не приехал, чтобы закончить свой рисунок на стене музыкальной студии. Заплетин, понятно, был раздражён, но одновременно был доволен, что не успел заплатить художнику.

Деньги к Марату приходили, но с не меньшей скоростью и уходили, и вновь он зависел от приятелей, которые подбрасывали ему примитивную работёнку, редко связанную c искусством. Подавив негативные чувства от прошлого, Заплетин лишь ради того, чтоб помочь, предложил Марату покрасить спальню, без ухищрений, всё белой краской. Вытащил мебель, покрыл ковёр плёнкой, собрал малярные инструменты. Художник, намного опоздавший, был отчего-то сумрачный, бледный, вяло двигался и говорил. «Опять перепил», — подумал Заплетин, — сунул Марату полсотни долларов и укатил по своим делам. Вернулся через несколько часов и у спальни остолбенел. Всё, что не следовало красить, — оконные рамы, стёкла, двери, и, самое мерзкое, ковёр, — было заляпано, забрызгано, обильно истоптано белой краской. В углу валялась пустая бутылка из под дешёвой водки «Поповская». Заплетин схватился сначала за голову, потом — за ведро, тряпки и щётки, и отчищал всё, что надо отчистить, весь вечер, и ночь, и почти до утра.