Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Воспарённый твоим положительным отзывом о моих, как бы, способностях, я пытаюсь ежедневно отметать идиотизм повседневной жизни, то есть работаю над романом, начатым даже забыл когда. Надеюсь закончить его к лету, и если моё произведение окажется либо последним говном, либо шедевром всей эпохи, попытаюсь его опубликовать у тех, кто больше за это заплатит. Деньги меня не интересуют (вру, конечно, но пусть будет так), но, тем не менее, не желаю бросать бисер любой свинье…

На этом переписка то ли обрывалась, то ли уже не продолжалась. Взяв на себя изложение писем, автор включил добросовестно всё, что не казалось совсем неприличным или ни с чем абсолютно не связанным. Неприличного, к чести наших авторов, в переписке было немного, и, несмотря на игривый стиль, — ни единого матерного слова.

В ресторане раздался выстрел. Все посетители всполошились, вскочили на ноги и озирались. Виновник тоже вскочил на ноги и тоже озирался по сторонам, прикрывая простреленный карман. Этим виновником был Марк. Он не успел ещё успокоиться от того, что его и Клионера застигли в туалете в ситуации, подверженной грязному искажению; вдобавок, его волновала грудь Марочки, бурно танцующей среди зала, и он с напряжением ждал момента, когда её грудь нечаянно вырвется из-под кружев воздушного платья, — и вот, под воздействием всех эмоций палец его непослушно дёрнулся на взведённом курке револьвера.

Римма бросилась к телефону, — похоже, хотела вызвать полицию, но один умудрённый официант успел вырвать трубку из рук девушки. Из кабинета вышел Гарик.

— Пострадавшие есть? — осведомился.

— Кажется, нету, — ответил менеджер.

— Тогда полицию не вызывайте. Возможно, мы слышали не выстрел. Какой-то дурак из баловства поджёг фитилёк петарды, да и пустил её по полу. Такое бывает в людных местах, даже во время крёстного хода. Вы лучше, чем думать о полиции, осмотрите внимательно весь пол.

Менеджер сказал о том официантам, те покрутились между столиков, следов от петарды не обнаружили, на морды напялили усмешки и известили своих клиентов, что то был не выстрел, а петарда. Все успокоились и постепенно в ресторан воротилась атмосфера, существовавшая до выстрела. Даже виновник переполоха не поддался порыву бежать со сцены криминального поступка. Чуть позже он кое-что предпринял, но так, что ни единая душа не обратила на то внимания. А именно: он ещё посидел, потом удалился в туалет, вернулся к столу без пиджака, то есть пиджак висел не на теле, а через согнутую руку, а когда он снова уселся за стол, пиджак, перегнувшись пополам, так возлёг на колени хозяина и так прикрылся углом скатерти, что никто бы даже не заподозрил, что он вообще существует на свете. Однако, и тут пиджак потревожили: ещё спустя какое-то время, хозяин сунул его подмышку, не спеша прошёл к выходу из ресторана, и вскоре вернулся без пиджака.

И вот он опять, как ни в чём не бывало, глаз не спускал с танцующей Мары, сунул руку в карман брюк и сжал там… Автор вдруг оробел пояснять, что именно он сжимал, ибо смутился перед женщинами, которые будут так добры, что доберутся до данной страницы. Об этом — позвольте чуточку позже; робость, как всякое ощущение, скоротечна и мимолётна, и может неожиданно смениться на её противоположность, то есть на отчаянное бесстрашие.

Автор пытается припомнить, как долго длилось чуточку позже . Время, измеряемое человеком, — это бездушные секунды, минуты, часы, ну и так далее. Но глубина той же секунды может быть поразительно разной, от одного толчка сердца до совокупности всего, что могло случиться со всем человечеством (и что оно могло перечувствовать) за всего-то одну секунду. Заминка в этом повествовании, заминка, вызванная робостью перед правдивой, но необычной историей жизни Марка, эта заминка в себя уместила борьбу между можно и нельзя . Писатели в прошлом, такие, как Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, Бунин, предпочитали не продолжать после страстного поцелуя. Мы же, современные сочинители, сильно испорченные вседозволенностью, считаем, что эта вседозволенность и есть настоящая свобода, и посему — пиши, как захочешь. Выбрав последний вариант, автор себя утешает тем, что он, всё же, заколебался перед тем, как продолжить историю Марка.

Невзирая на нервность его натуры, увенчавшуюся выстрелом в публичном месте, опасаться Марка отнюдь не стоило; он не был ни фанатиком, ни сумасшедшим, а все его странности объяснялись лишь тем, что он родился без того магнита, который притягивает женщин. Кому-то на этот магнит наплевать, как вообще наплевать на женщин, но многим без этого магнита вообще не хочется жить. Так и Марк в юные годы до того настрадался от собственной внешности, мягко выражаясь, непримечательной , что не раз планировал самоубийство.