Вот и сегодня я решил ему помочь выйти из оцепенения:
– Турсунов! Продезинфицируйте, пожалуйста, носилки, на которых мы вчера притащили тигра.
Турсунов медленно вернулся в тело и спросил:
– Зачем?
– Затем, что вам хотя бы иногда какую-то работу не мешало делать.
– Зачем дезинфицировать? У него же просто воспаление легких.
– Сколько раз мне надо вас попросить?
– А почему я?
Тут в разговор вмешался Василич:
– Юрич, оставь его в покое. Пока вы тут беседовали, я все сделал.
Уже за утренним чаем я спросил Турсунова, почему он все время молчит.
Турсунов глубоко вздохнул, сделал несколько глотков чая и очень неторопливо ответил:
– У нас есть такой поэт – Омар Хаем. Он однажды сказал: «Зачем ночь без луны? Зачем встречи без любви? Зачем слово без поэтического дара?»
После этой цитаты Турсунов медленно поднес пиалу к губам, сделал глоток и снова погрузился в себя.
Больше я к Турсунову никогда не приставал.
Из лаборатории тем временем позвонили и подтвердили: обычный стафилококк в легких и пиелонефрит. Это означало, что нам ничего не придется менять в курсе лечения. Правда, глюкозу мы решили вливать уже не внутривенно, а в прямую кишку, вместе с отваром из медвежьих ушек.
Так получилось, что на следующее утро я пришел почти в одно и то же время с Верой Степановной. Она обычно приходила пораньше, чтобы никто не мешал ей делать уборку, и раньше других уходила. Это не возбранялось.
Приготовив шприцы и лекарство для вливания, я, никого не дождавшись, решил все сделать сам. Памир лежал по-прежнему расслабленно и, как мне показалось, вставать не намеревался.
Но за ночь он сменил местоположение, поэтому, чтобы добраться до вены на задней лапе, пришлось залезть внутрь клетки. Памир на это вторжение никак не отреагировал, и я спокойно начал делать вливание, все время держа на прицеле путь к отступлению.
Напрасно я начал с глюкозы, о чем догадался позже. Получилось не так, как я задумал. Когда наступил момент ввести антибиотики, Памир лениво поднял голову и внимательно посмотрел на меня.
Понадеявшись на то, что успею, я воткнул шприц в ляжку. Укол его взбодрил – наверное, глюкоза уже побежала по крови…
Короче, он встал! И не просто встал, а загородил дорогу к отступлению.
– Памирушка, родной, я только хотел тебе помочь. Ты от дверки-то отойди, у меня там еще кое-какие дела есть. Я тебя больше ни-ни, и пальцем не трону!
Памир стоял, прислонясь к металлическим прутьям клетки, и смотрел мне в глаза. Без раздражения и злости. Это успокаивало, но не сильно. Затем его качнуло в мою сторону, он сделал пару неуверенных шагов и уткнулся головой в мою грудь, подставив шею и холку.
– Памирушка, родной, да я тебе не только холку, но и любое другое место почешу, ты только покажи, где.
Я усиленно скреб у тигра за ухом, а сам, как амеба, «переливался» в сторону спасительной дверцы.
Тигр поднял голову и, муркнув, процарапал своими жесткими, как стальная проволка, усами по щеке. Этого показалось мало, и он, продолжая периодически муркать, несколько раз прошелся по моему лицу языком: шершавым, как наждачная бумага, каждый раз снимая с кожи тонкий слой эпидермиса. Надо было скорее выбираться, пока он не пролизал в щеке дырку.
В это время на пороге появился Василич:
– Юрич, ты напрасно с ним целуешься. Мы все равно для него только еда, и он непременно тебя сожрет, если не сегодня, то завтра.
– Лучше почешите ему задницу, может, мне тогда удастся как-то отсюда выбраться.
– Какая нелегкая сила тебя туда забросила? – начал быстро соображать Василич, понимая, что я у тигра не по любви, а по халатности, и принялся чесать Памиру хвост, стараясь сделать все, чтобы он развернулся.
Наконец, спиной почувствовав выход, я вывалился из клетки и поспешно закрыл шибер. Свой ветеринарный долг я все же успел выполнить – шприц был пустой.
Тигр несколько озадаченно посмотрел в мою сторону «К чему такая поспешность? Все было очень здорово».
Еще один день Памир позволял себя колоть, но только в том случае, если его кто-то в это время хорошо чесал за ушами. А от ректальных вливаний отказался. Мужчина!
В общей сложности Памир пролежал в лечебнице около трех недель, после чего мы его перевели назад, в клетку.
Ну и поскольку речь зашла о стационаре, хочу воспользоваться возможностью и пропеть дифирамб своим коллегам.
Если ветврач проработал в зоопарке около десяти лет, он успел накопить уникальный индивидуальный опыт в отношении диагностики и лечения диких животных. Если он продержался столько лет и не сбежал, это означает, что дикие животные – его дело, которому он, скорее всего, и посвятит всю свою жизнь.
Читать дальше