Сергей Бакатов - Поговори со мной… [Записки ветеринара] [litres]

Чангол обожал купаться. Он заходил в воду по самое пузо, ложился и «ел» воду, черпая ее не языком, а всей нижней челюстью. Потом бесился, выбегая из воды и нарезая небольшие круги, заманивал в воду меня и Дору. Мы плескались, брызгались и гонялись, отнимая друг у друга палку, которая иногда «тянула» на увесистую дубину. Когда ему удавалось завладеть игрушкой, он недалеко отбегал и клал ее перед собой. Если я сразу бросался за ним – он хватал палку и относил немного в сторону. Тогда я к нему подбирался по-пластунски. Чем ближе, тем медленнее. Чангол нетерпеливо и нервно скулил, готовый впиться в нее зубами в любую секунду. Когда мне оставалось только протянуть руку я замирал на месте. Чангол отрывисто лаял и рычал. Я так же медленно садился, показывая, что меня его игрушка совершенно не интересует. Он сердился еще больше. И тут, уловив правильный момент, схватив дубину, я пускался наутек и с разбегу прыгал в воду. В воде я оказывался проворнее, вода доходила мне чуть выше колена, а Чангол мог там только прыгать. Он азартно вылетал за палкой из воды, и, если я описывал ею в воздухе какую-то фигуру, Чангол повторял этот рисунок своим телом, совершенно не задумываясь о том, каким местом ему придется «приводняться». Чем тяжелее была дубина, тем больше азарта. Это единственное место, где он позволял себя помутузить. Дора эти игры не очень любила и недовольно рычала, когда мы с Чанголом пытались ее затащить в воду. Самое большее, что она себе позволяла, – плюхнуться сосками в какую-нибудь хорошо прогретую солнцем лужу.

Стояла осень, и, несмотря на дневную жару, по вечерам и ночью становилось прохладно.

Однажды мне пришлось снова заночевать в зоопарке – наступила как раз очередь ночного дежурства.

Уже под утро пошел сильный и холодный дождь. Мне вдруг стало любопытно, как обитатели зоопарка реагируют на такой ливень, да еще ночью. Я надел плащ с капюшоном и отправился на прогулку. Косой ливень шумел по листве деревьев и барабанил по шиферным крышам клеток. Осенью ливни в Таджикистане – редкое явление. Дождя не было целое лето, и листья деревьев, покрывшиеся за такой долгий сухой период толстым, уже несмываемым слоем пыли, изо всех сил вертелись на своих черешках, пытаясь поймать новые и новые капли, подставляя то одну, то другую сторону, как бы призывая: «Помой меня, помой меня, помой меня!» И дождь щедро омывал их.

Весь зоопарк спал. На улице – никого, все животные попрятались по своим убежищам, и, кроме меня и листьев, больше дождю никто не радовался. Даже все утки на озерах попрятались в кусты.

Единственная живая душа, которую я встретил на улице, был Чангол. Странно, промелькнуло в голове, и я направился к нему. Он сидел под проливным дождем в тусклом свете фонаря возле своей будки.

– Что ж эта сука в такой холод в твой же дом тебя не пускает? – возмутился я, подойдя к нему совсем близко и присев рядом с ним на корточки.

Дождь лупил его по морде, и он щурил от этого глаза. Струйки воды, пробегая по его лохматой гриве, собрали в треугольнички длинные остистые шерстины и, превратившись в маленькие зонтики, не пропускали воду в плотный подпушек, но тем не менее было понятно, что этот душ ему не доставляет никакого удовольствия. Из будки показалась как бы виноватая морда Доры. И тут я услышал звуки, которые Дора не смогла бы издавать при всем своем желании.

Это кряхтели ее щенята!

– Ах ты, старый солдат! В твоем доме теперь стало тесно, и ты всю ночь стоишь на посту и охраняешь свое семейство!

Я не выдержал и прижался головой к его мокрой башке.

Чангол тут же нырнул своим холодным носом глубоко ко мне под капюшон, и мы молча сидели, уткнувшись друг в друга, слушая проливную песню дождя. От Чангола несло таким жаром, что я скоро согрелся. Он вкусно пах псиной и немножко парным молоком. Я предложил ему пойти ко мне погреться, но догадывался, что он все равно останется на посту.

Утром дождь прекратился. Чангол спал рядом с будкой, свернувшись в клубок, и от него валил густой пар. В будке, кроме Доры, копошились три новые жизни. Два щенка темненькие, в Чангола, а один – совсем белый, как Дора. Черные казались немножко «постройнее» белого, но гораздо проворнее. Они то и дело отбирали у него сосок, будто тот, который хватал малыш, был самый вкусный, хотя их хватило бы еще не на один выводок.

– О! Белый, как доктор, – сорвалось у меня с языка, когда я взял кобелька на руки. Имя Доктор к нему так и прилипло.

Доре прописали прибавку в рационе в виде молока.