Лана Барсукова - Любовь и выборы

– Я сам не местный, – откосил режиссер.

– А я вам скажу! – Людмила кинулась спасать поруганную справедливость. – До Чернышева даже телефоны у многих моих друзей были кнопочные. А Интернет? Как придурки, эсэмэски писали. А сейчас и ватсап, и мессенджеры разные. Сколько приложений удобных! Как за те годы, что Серей Павлович руководит областью, изменилась жизнь! Все-таки неблагодарные у нас люди.

– Не без того, – попытался смягчить ситуацию Лев Михайлович. – Вы, Людмила, только чуть-чуть правее встаньте, а то вы герб Зауралья головой закрываете.

Людмила переступила своими длинными ногами, и съемочный процесс возобновился. Правда, как ни старался режиссер, как ни объяснял сверхзадачу роли, увы, текст с монитора Людмила читала скучно и мертвецки равнодушно.

К концу дня у Льва Михайловича был винегрет из пары десятков замечательных высказываний, где каждое слово – одна сплошная справедливость и забота о людях. Он знал, что придет час – и этим фрагментам не будет цены.

Впрочем, цена есть всему. Он примерно прикидывал, сколько получит за эту работу.

Лев Михайлович часто думал о деньгах. И не потому, что был меркантилен, хотя и этого не отнять. Просто эти мысли уравновешивали его, придавали какую-то осмысленность и целеполагание тому маразму, который он же сам и плодил.

Ирина Чернышева, жена губернатора, была довольна своей судьбой. Первая леди Зауралья любила читать мемуары великих женщин и разглядывать фотографии Жаклин Кеннеди и Раисы Горбачевой, беря с них пример. Если ее муж – глава области, то себя она воображала шеей, на которой эта голова держится.

Ирина шла по центральной улице, и в витринных стеклах отражалась ее низенькая, но полная достоинства фигура. Достоинство – это главное, что она пыталась в себе культивировать. Это был стержень ее имиджа. Очень давно, еще в молодости, когда муж только начинал партийную и хозяйственную карьеру, она пару раз соскользнула на доверительную беседу с прислугой. Тогда она впервые узнала, что муж ей неверен. Оказалось, что прислуга не просто знала, но даже принимала посильное участие в организации второй жизни мужа. Садовник срезал розы для пассии, шофер отвозил их по указанному адресу, а горничная застирывала губную помаду. Да-да, было время, когда ее муж еще экономил на цветах и новых рубашках. Из этой истории Ирина сделала вывод: прислугу следует держать на расстоянии, не нужна ей такая откровенность. Ничего хорошего из панибратства не выйдет.

Внезапное открытие о неверности мужа ранило ее, она проплакала весь день, а вечером попыталась предъявить Сергею претензии. Тот брезгливо подал ей носовой платок, потому что слезы текли ручьем, перемежаясь с прозрачными соплями, и сказал четко и ясно: «Я живу как хочу, а ты живешь рядом, пока тебя это устраивает. У тебя всегда есть выбор, не хочешь, можем развестись».

Этот вариант Ирина не рассматривала. Она думала, что только она вправе говорить о разводе. Да и то несерьезно, лишь бы напугать мужа, припереть его к стенке. Ей казалось, что стоит ей произнести слово «развод», как муж кинется просить прощения и клясться в будущей верности.

Его реакция отрезвила Ирину. Она поняла, что слишком много воды утекло со времен их молодости. Ситуация уже не та, что прежде. Муж заматерел. Деньги и власть изменили его права внутри семьи. И теперь не она, а муж может шантажировать ее разводом. От одной мысли об этом Ирине становилось страшно, потому что жить одна она не хотела и не умела. У нее сформировалась стойкая привычка быть мужниной женой, стоять за его спиной и самой сложной проблемой в жизни считать смену штор в гостиной.

Ирина выбрала удобную жизнь. И, чтобы не ранить себя, придумала мантру про достоинство. Девиз, отгораживающий ее от нежелательных прозрений, был прост и лаконичен – «Это ниже моего достоинства». Такой фразой она пресекала все попытки подруг и просто доброжелателей пролить свет на похождения мужа. Ирина отгородилась ото всех, прочертив зону отчуждения, благодаря которой она изо всех сил пыталась оставаться в состоянии счастливого неведения.

Это было трудно. Чем тщательнее Ирина зарывала голову в песок, тем менее конспиративно действовал муж. Приходилось еще сильнее зажмуриваться и постоянно чувствовать на себе любопытные взгляды окружающих, слышать шепот сзади. Ирина превратила спину в щит. Она научилась ходить с прямой спиной и расправленными плечами. Вся ее внешность стала воплощением достоинства и презрения к людям, живущим допотопными представлениями о семье и счастье. Постепенно она истребила подруг, претендующих на откровенность. Разговоры по душам были вытеснены в зону, которая «ниже ее достоинства».