Анна Исакова - Ах, эта черная луна! [Журнальный вариант]

Когда вопрос был задан в первый раз, Любовь покраснела и тут же сделала вид, что это произошло от возмущения и гнева. Что за подозрения, что за вопросы?! Когда тот же вопрос задали во второй раз, Любовь только удивленно подняла бровь. Ее дыхание было спокойным и ритмичным, пульс даже несколько замедленным, а мимика выражала удивление глупостью собеседника.

— Почему люди такие подлые?! — спросила она Юцера.

— Потому что такова человеческая природа, — спокойно ответил Юцер, попыхивая трубкой.

Он опять начал курить. Сложная процедура набивания трубки, раскуривания, курения и очистки прибора его развлекала и успокаивала. Старые трубки перестали ему нравиться. Юцер поехал к знаменитому трубочнику и вскоре стал обладателем трех новых трубок. Нужна была одна, но оказалось сложно выбрать между прямыми и грубовато простодушными линиями яблоневой трубки, извилистым и увертливым ходом вишневой и солидной меланхоличной трубкой из старой дуплистой груши, все еще украшающей тенистый дворик трубочника. Не найдя в себе душевных сил сделать выбор, Юцер забрал все три трубки, решив уподобить их трем рубашкам. Одну трубку он раскурит за завтраком. Это будет утренняя яблоневая трубка. Обеду будет приличествовать вишневая, а грушевая скрасит одинокий вечер вдовца. Жизнь искала новые формы, но главное — в ней стал появляться уклад.

— Ты хочешь сказать, что все люди подлые? — прищурилась Любовь.

— Нет, — покачал головой Юцер, — но не-подлость требует тяжелой работы ума, характера и чувств. На эту работу большинство людей не способно.

Любовь удовлетворенно кивнула. Слова отца подходили к ее собственным мыслям.

Гойцманы узнали о приключениях Любови прямо на перроне вокзала. Встречавшая их Вера Меирович выпалила новость сразу после поцелуев.

— Ну что ж, — довольно хмыкнул Гец.

— Говорят, — шепотом добавила Вера и оглянулась проверить, не слышат ли ее чужие уши, — говорят, что режиссер… восхитительный молодой человек, хоть и немец. Его родители погибли в гестапо, — торопливо добавила она, заметив бледнеющую и распрямляющуюся кожу на лице Софии, — и говорят, он безумно влюбился в нашу Любочку. Говорят, это настоящий роман.

— Но ей всего пятнадцать лет! — с жаром отметила София.

— Да нет же, через пару месяцев ей стукнет шестнадцать. Для Шекспира она переросток. Так сказал мой муж. Еще он сказал, что судить надо по физиологии, а не по паспорту. С его точки зрения, Любовь уже полностью сформировалась и пригодна для исполнения всех женских функций.

Мадам Меирович конфузливо хихикнула.

София опять побагровела, а Чок опустил голову.

Возвращение из замечательной поездки получилось для Гойцманов неудачным. Один только Гец весело насвистывал. София напряженно молчала. Весь отпускной срок Чок и Гец вели с ней борьбу за будущее Любови. Целый месяц она ставила им условия и выдумывала параграфы. О, они оба должны были дорого заплатить за ее молчание! Чок обещал выбросить эти глупости из головы до окончания университета, а Гец … чего только он не наобещал.

Все это теперь не имело никакого значения. И, кроме того… кроме того, это было просто нечестно, нечестно и несправедливо. Паршивая девчонка получила от жизни приз, которого не заслуживала. А ведь София уже представляла себе, как доведенная до отчаяния Любовь приходит к ней и как после долгого материнского разговора София становится наставницей несчастной сироты, ее добрым ангелом и, можно сказать, приемной матерью. Ведь только ради этого она и затеяла весь скандал. Девочку следовало переломить, как упрямого скакуна. Мали не умела этого сделать, а что она, в сущности, умела?

София, вглядываясь в дымку Крымских гор, уже просто видела на поворотах крутых тропинок, в зарослях олеандров, на склоне холма, усаженного розами самых разных цветов, она просто видела, как приезжает сюда с ласковой и кроткой Любовью, как позволяет Чоку нарушить данный обет (без ненужных глупостей, разумеется), а Гец и Юцер беседуют себе на лавочке и она, София, управляет всем этим большим семейством. И Адиночка с мужем и ребенком, разумеется, находится рядом. И они едут на пикник в нескольких машинах, и все происходит точно так, как происходило в родном доме Софии, когда еще жива была бабушка, и обе сестры с мужьями и детьми, и брат, и мамочка, и отец… Все, все полетело в тартарары, превратилось в ненужный сон из-за своенравия этой глупой девчонки. Так что из того, что его родители погибли в гестапо! Да и правда ли это? Все равно он немец, немец, немец!