Анна Исакова - Ах, эта черная луна! [Журнальный вариант]

Обосновавшись и выправив себе нормальные паспорта с истинными фамилиями и отчествами, друзья вызвали к себе жен с детьми. Новая власть уже не интересовалась стариком Гойцманом, скончавшимся в лагере от тифа, или отцом Софии, умершим там же от разрыва сердца. Она интересовалась стрептоцидом.

Надо сказать, что Гец на сей раз назвал Софию своей женой совершенно естественно и без каких бы то ни было сомнений. Со старой жизнью было покончено, а для новой жизни никого лучше он бы найти не мог. София же с полным сознанием происходящего оставила своего спасителя, польского инженера по имени Войцек, и поехала к Гецу, поскольку того требовали от нее и порядок, и порядочность, и забота о грядущем дне. София хотела вернуться в прошлое, чтобы обрести будущее.

Гец поселился в маленьком домике, вокруг которого лежали руины. Домик, который выбрал для своей новой жизни Гец, сохранился чудом.

— Особняк в центре города всегда будет привлекать к себе внимание и злые взгляды, — сказал ему Юцер. — Почему бы тебе не поселиться в пустующей квартире в одном из уцелевших больших домов? Я видел квартиры получше этого твоего коттеджа.

Гец настоял на своем. Он написал Софии об этом домике, распределил в письме комнаты, попросил ее захватить с собой его сестер и менять своих распоряжений не собирался.

Юцер же расположился на верхнем этаже большого склада. Собственно, это и был главный распределитель еды и одежды, которые ему все же удавалось где-то доставать. В этой должности Юцер продержался недолго. Он считал, что она опасна для его жизни, и был, очевидно, прав. В городе, объявленном столицей, появились свои Стали, их было много, и старые друзья, оказавшиеся у власти, вряд ли могли обеспечить Юцеру стопроцентную защиту.

Не прошло и года, как Юцер переехал в облюбованную квартиру в восьмиквартирном доме. Но Любовь привезли из Средней Азии в квартиру над складом, и она на всю жизнь запомнила, пусть и смутно, большое помещение, заставленное коробками, и людей на полу. Людей приводила с улицы Мали, а порой они приходили сами, стучали в дверь осторожно, радостно откликались на восторженные восклицания Мали. В первые дни ходили на цыпочках и говорили шепотом. Потом люди наглели, спорили из-за очереди в ванную и проверяли, насколько равномерно Мали распределяла между ними скудную пищу. В конце концов, они исчезали, и их заменяли новые.

Любовь привыкла к чужим людям, которые поначалу без конца тискали ее и целовали, а потом начинали раздражаться, когда малышка хныкала или шалила. Вскоре Юцеру это надоело.

— Я начну грубить твоим гостям, — предупредил он жену.

— Ты не можешь лишить меня права знать, что случилось с нашей жизнью, — резче, чем ей бы хотелось, ответила Мали. — Каждый из этих людей был ее частью в свое время, и каждый приносит невероятный рассказ о ее продолжении.

— Все эти рассказы можно выслушивать и в парке на скамейке. Надеюсь, что когда-нибудь тут откроются для этой цели кафе. В крайнем случае, всех их можно приглашать на ужин.

— Ничто так не открывает души, как общая кухня и общая ванная, — задумчиво сказала Мали. — К тому же, когда я вдруг встречаю на улице знакомого, мне кажется, что воздух сгустился и произвел из себя человека. Их появление спасает от сумасшествия. Вокруг нас все пахнет смертью, как туман на болотах.

— Я не разделяю твою меланхолию, — ответил Юцер. — Вокруг нас выстраивается новый мир. Это предоставляет возможность исключить из него тех, кто раньше был включен в него по ошибке. Большую часть этих твоих пришельцев из прошлого я и раньше выносил с трудом.

Мали поджала губы, но после того как один из ее подопечных украл из ящика весь шоколад и продал его на черном рынке, ее отношение к прошлому несколько изменилось.

— Откуда в ящике оказалось так много шоколада? — удивился Юцер.

Вскоре он получил ответ. Мали поймали на месте преступления. Секретарша Юцера заметила между ящиками с продовольствием подол знакомого платья. Она прокралась за ящики и увидела, как Мали, ползая на четвереньках, прорезает отверстия в коробках и вытаскивает оттуда пачки трофейного шоколада.

Секретарша тут же побежала к Юцеру и все ему рассказала. Если бы она побежала к его заместителю, дело могло обернуться бог весть чем. Но секретарша обожала Юцера и не желала ему зла. Так умение обращаться с женщинами спасло Юцера в очередной раз, но тем же вечером он подал заявление об уходе.

— В прежней жизни я бы попросил обыскать тебя там же, в магазине, — сказал Юцер жене. — Меня остановило только понимание того, что советская власть не понимает шуток. Потом, конечно, я сам защищал бы тебя в суде. Зачем, кстати, было воровать этот дурацкий шоколад? Ты его никогда особенно не любила.