Он возвращается домой с работы. Работа не самая героическая — сотрудник в фирме, которая занимается инженерными коммуникациями. Они занимают целый этаж в новеньком здании из голубого стекла. В стеклянной трубке там скользит скоростной лифт, охрана безукоризненно подтянута, а секретарши все с обворожительными улыбками и готовят потрясающий кофе в своих небольших белых машинках. Пробиться туда было не так-то просто — собеседования, собеседования, и так без конца. Но он пробился и собирался со временем пересесть в кресло старшего инженера.
— Привет, — говорит она хриплым прокуренным голосом, — Рада, что ты меня вспомнил.
— Я тоже… рад тебя видеть, — говорит Кирилл, не уверенный в искренности своих слов.
Она отводит прядку с лица, оглядывает его с ног до головы. Волосы у неё такие же пышные, хотя в причёске появились ниточки седины. На щеках, над верхней губой, на переносице следы косметики. Говорит:
— Постригся. Зря. У тебя голова кажется маленькой.
Кирилл находит своё отражение в мокром стекле автомобиля. Смоляные волосы лоснятся от геля, щёки слегка округлились, а фигура окрепла. Одежда больше не болтается на плечах, как на вешалке.
— Ага. Мне так нравится.
— И перестал их красить, — говорит Сандра с неодобрением. — Тебе шло. С работы?
У Кирилла в руках дипломат, коричневый, кожаный и очень серьёзный. Есть машина, но он не разлюбил гулять, и поэтому предпочитает пройтись пару кварталов до работы пешком. Полезно.
Кирилл прячет дипломат за спиной.
На нём костюм и галстук в красно-чёрную косую полоску. Туфли чёрные, без единого пятнышка, как и положено сотруднику серьёзной фирмы.
Это самое сложное — в такую погоду держать в чистоте обувь и низ штанин. Так и норовят забрызгаться… Многим людям это удавалось легко, как дышать или любить японскую кухню. Должно быть, потому, гадал Кирилл, что они смотрят, куда идут, а он смотрит разве что на провода. Или потому, что они выходят из офиса, прощаются за руку с коллегами и рассаживаются на стоянках по своим джипам.
Он постигал это искусство очень, очень долго. И полагал, что им можно гордиться.
— Больше не играешь?
— Да. Не хватает времени, да и нужно кормить семью. У меня две дочки, — говорит он с гордостью, но она дочками не интересуется.
— Понятно.
В то время таких банд были сотни. Единицы держались хотя бы два года, не говоря о том, чтобы стать известными, и музыканты постоянно кочевали из группы в группу, а иногда пропадали совсем. Вот и Кирилл в своё время наигрался.
— Нужно поговорить, — вещает Сандра всё ещё загораживая ему дорогу.
— О чём?
Она наклоняет к нему медный овал лица. Секунду или две размышляет, правильное ли приняла решение, и продолжает:
— О твоём гонораре. Тебе будет приятно это узнать.
— Что узнать?
— Лейбл заинтересовался той пластинкой. Конечно, тут есть и моя заслуга, но свой процент от продаж уже лежит у меня в кошельке.
Две тысячи третий для Сандры был словно собачка на поводке. Она никуда его от себя не отпускала. С тех пор прошло пять лет. За это время старшая дочь Кирилла успела пойти в школу, а младшая подыскивала себе мужа в детском садике. Каждую неделю нового.
— Они сказали, что неплохо было бы кое-где переписать вокал. Но я сказала, что это невозможно. Они там убрали всё лишнее, почистили запись.
— Я всё ещё не понимаю…
— Хорошо было бы найти автора. Если у тебя есть какие-то идеи, буду рада выслушать. Хотя, скорее всего она сама откликнется, когда диск увидит свет. Захочет получить свои барыши. Нет нужды бегать за паровозом, если он придёт к тебе сам, верно? Шведская поговорка.
Она показала зубы, ровные и такие белые, словно по ним водила кисточками, стоя на нижней губе, бригада профессиональных маляров.
Будто щёлкнула мышкой по кнопке «рандомная улыбка».
И тут он вспомнил. Обломки кораблекрушения один за другим всплывали в его голове из зелёных недр, чайки садились на них, неловко растопырив крылья и бестолково крича.
— Я слышал, что она умерла. Погибла в автокатастрофе.
— Какая жалость, — без сожаления говорит Сандра. — Ну что же. Значит, родственники. Должны быть родственники…
У Кирилла на языке вертится другой вопрос:
— Что случилось с Арсом?
«Странные сны» были в творческом отпуске, — в который уже раз. Ястребинин следил за их творчеством — краем глаза, вспоминая время от времени и шелестя страницами всемирной сети.
Она замолкает на полуслове, как будто натолкнулась на невидимую стену. Тёмные очки перекочевали в руку, обнажив шелушащуюся под глазами кожу.
Читать дальше