Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

«Болен» применительно к музыканту означает только то, что он лежит в гримёрке и пускает слюни в луже собственной блевотины. «Тяжело болен» означает примерно то же самое, только пускает слюни он в белесой кокаиновой каше.

Это был бесплатный концерт, совместный с Алисой и ещё парой групп, и поэтому никто не потребовал назад деньги за билет. Большая часть бурлящей там, внизу, толпы пришла посмотреть на Кинчева, хотя какая-то доля фанатов «Снов» и других музыкантов там тоже была.

Сандра всё время стояла за сценой, привалившись к какой-то опоре, что вибрировала от звуковых волн, и скрестив на груди руки. Глаза закрывали тёмные очки, и под толстенными стёклами они были сухими, как дюны Каракумы. Цепкими глазами музыкального продюсера.

«Странные сны» выживут. В опухоль, что гонит по венам яд, уже врезается нож хирурга, первый гной вот прямо сейчас промокают салфеткой. Опухоль эта у самого сердца, и крови будет много, и ребятам понадобится время, чтобы сыграться на этот раз уже втроём… Почти все, конечно, думают, что это невозможно, но holy fuck, как выкладывается Сургучев! Промокшая от пота майка хлопает, как парус, натягивается между лопатками и вновь проседает, когда рука с перемотанной посередине скотчем палочкой показывается над головой, и, кажется, весь этот жар бьёт в лицо только от него одного…

«Мы начали впятером, и дальше пойдём уже вчетвером,» — вроде так сказал Арс через год после того, как они похоронили Малыша. Время ей повторить его слова. «Вы начали впятером, а теперь вас только трое. И что же?»

— Когда-нибудь мы исчезнем с лица земли именно таким образом, — пошутил Саша перед выходом. — Пересохнем, как Азовское море. Кто-то останется последним. Странный, мать его, Сон, а потом — ничего. Останешься только ты, мать, продавать пластинки в переходе.

Хотя Блондинчик и сказал, что Арс приболел, уже то, что они вышли сегодня на сцену без него, кое-что значило. Фанаты не дураки, догадаются, что всё это значит. Вполне возможно, что от них, как от съеденной груши, останется теперь жалкий огрызок. И тем не менее ей нравилось то, что звучит сейчас со сцены. Мощный фанк, кое-где даже рэгги, сдобренное обильными клавишами. Возникший неизвестно откуда диско-панк, зазывающий растрясти содержимое желудков и, возможно, выплеснуть под ноги соседа только что выпитое пиво. Соло на басу, Саша играет слэпом, слышится RHCP закваски золотого девяносто первого. Старые песни меняются до неузнаваемости, там, где была гитара, теперь звучит месиво из сэмплированой электроники, ударных и баса. Ребята старались, три дня подряд корпели над материалом в загородной студии. Переписывали заново, играли и так и эдак, ругались, хлопали дверьми, и сигаретный смог ползал за ними из комнаты в комнату, словно живое существо. Натужно гудела электроника, на которой — вообще на каждой ровной поверхности — множились стаканы с засохшей на дне жидкостью.

Белый порошок неожиданно оказался в немилости. Сначала его хотели заменить марихуаной, Сургучев даже привёз с собой небольшой гербарий (я как Джа, — без конца повторял он, явно слабо представляя, что это значит, — я как Джа, ей-богу! И хохотал, хлопая себя по животу), но в горячке работы о нём благополучно забыли.

У микрофона стоит Блондинчик, «Сладкоголосый Фернандо Блондинчик», как метко окрестил его Лиходеев. После «сломанного» вокала Арса это на самом деле были трели соловья, Бон Джови в самом расцвете. Правда англоязычные песни ему не даются совершенно, — отметила про себя Сандра.

Она шарит взглядом по толпе в поисках фанов «Снов». Вот они, стоят тесной группой, похоронная процессия, мать вашу, не решаются даже поднять флажки и развернуть перетяги. Далеко не все смогут понять отсутствие Арса и новое звучание. Это нормально, всё идёт, как должно идти. Старые, возможно, потеряются, но появятся новые, например, вон та девчушка, что танцует под музыку, руки летают в воздухе над головой, как две белые птицы. На ней оранжевый топик, и Сандра вдруг чувствует на языке привкус апельсинового сока.

Не все переживают такую кардинальную перемену в составе, но они переживут, теперь она знает точно. Просто не могут не пережить.

Пауза, заполненная мощной ритм-секцией, и вот уже в ушах плещутся надрывные звуки саксофона. Саша учился играть на нём у Малыша, когда тот, вольный, как сорвавшийся с ветки лист, болтался по миру в компании Арса; и с тех пор, как Малыш погиб, не брал в руки этот инструмент.

Блондинчик раздувает щёки так, что обозначились синие вены, словно реки на глобусе. По смазанным лаком волосам на шею струится пот. И музыка струится, мелодичный, медлительный, сдобренный электроникой джаз. В задних рядах слышатся аплодисменты, намечается какое-то движение. Сандра присмотрелась — и выронила сигарету. Танцуют! Господь Всемогущий и Благостный, на концертах «Снов» ещё ни разу так вот не разбивались на пары и не танцевали.