Сандра отпускает Сашу. Падает на ближайший стул.
— Ну как я вас повезу на Rock am Ring в будущем году?
Подтягивает к себе нарезку салями, сыр и ломти хлеба, разложенные на газете, начинает есть, чавкая и роняя себе на колени крошки.
Ещё секунд десять вокруг стоит обычная атмосфера — то есть атмосфера дурдома. Потом она неуловимым образом начинает меняться. Смешки утихают, шелест тасуемой колоды карт постепенно сходит на нет. Наступает тишина, настолько гулкая, что слышно, как приближается, вгрызаясь в землю, поезд.
— ????? — наконец нечленораздельно произносит Блондинчик, вкладывая в каждый вопросительный знак всю доступную ему вопросительность.
— Rock am Ring, говорю. Не Поющая же Кружка. Будем там единственной группой из России. Я отправляла им демо, они прислали нам предложение выступить у них на фестивале.
Шум приближающегося поезда свалился на них вместе с ощущением, что их окунули с головой в холодную воду.
* * *
Позже, когда собрание закончилось и переросло в обычную попойку, Сандра вывела Лиходеева покурить.
— Хочешь поговорить? — догадывается он. — Не уверен, что помощник тебе в этом вопросе.
Возле входа в метрополитен толпятся полнолицые менты в фуражках, течёт в обе стороны людской поток. Уже вечер, и по шоссе невдалеке течёт река света. Воздух горячий от накопившихся за день автомобильных газов.
— Мне нужно с кем-то посоветоваться.
Лиходеев кивает. Арс, — вот чьё имя висит в воздухе между ними.
— С ним что-то происходит.
— Не удивительно. Что с ним сделали в этом санатории?
Лиходеев роется в карманах в поисках зажигалки, и Сандра даёт ему прикурить от своей.
— В санатории он был душка. Читал книжки. Бегал с другими мальчиками. Врач говорил, что лечат прогрессивными методами.
— Надеюсь, эти методы не повредили никакие винтики у него в голове.
Очень возможно, думает Сандра. Она не хочет рассказывать Лиходееву, да и вообще кому-либо о вчерашнем случае в поликлинике.
— Возможно, всё нормально, — рассуждает Лиходеев, — мужик просто пытается разобраться в себе. Всем нам порой приходят в голову мысли — а на своём ли мы месте?
— Не нужно мне сейчас твоей философии, — говорит Сандра. — Мне нужно знать, что делать, только и всего. Я менеджер. Я должна считать деньги. И его проблемы — это мои проблемы, если они приносят нам убыток.
Лиходеев делает жест рукой.
— Он сейчас такой скучный, на кисель похож. Дай ему время подумать. Возможно, он решит изменить что-то в своей жизни.
— Люди не меняются.
— Отнюдь, — говорит Лиходеев. Он готовится оседлать своего любимого конька. Дискуссии о высоких вещах — его слабость.
— Люди не меняются, — повторяет Сандра. — Это всего лишь инерция. От чего-то, что заставило их двигаться в эту сторону раньше. Возможно, в детстве.
Лиходеев понимающе кивает.
— Что-то вроде пинка под копчик.
— Именно. И мы катимся от этого пинка всю жизнь.
Они курят, смотрят на ползущие по шоссе машины. Оба молчат об одном и том же. Малыш. Смерть Малыша повлияла на них всех, но больше всего, возможно, пострадал Арс.
Сандра пытается понять Арса, все эти его метания. Том и Джерри в одном лице. Уходит в клинику, где судорожно пытается лечиться от всех зависимостей сразу. И у него получается. Она говорила с врачом. Расстаётся с наркотиками, не пьёт. Занимается спортом. Не хватает звёзд с неба, сказал тогда доктор. Но у него недостаёт энтузиазма, маловато общается с другими больными и трудно идёт на контакт, но что же тут поделать, если такой человек.
А потом внезапно обрывает курс на середине. Говорит:
— Вези меня домой. Не хочу больше тут оставаться.
Уже по дороге из больницы покупает три банки пива. Выпивает их залпом, одну за другой, закуривает Сандрину вишнёвую сигарету без жадности, меланхолично. Как человек, вырвавшийся из тюрьмы, но на лице ни радости, ни энтузиазма. Маска, смотрящая внутрь себя голубыми глазами, слепая ко всему, что вне хрупкой оболочки из костей и мяса, с выпирающими после реабилитации скулами и резиновыми губами.
— Что теперь? — спросила она Арса тогда, в машине. Они прошивали по узкой дороге лес, на поворотах вылетая на встречку, шли под сотню, и ветер врывался в открытые окна, гуляя по салону и вороша пакетики из-под чипсов на заднем сидении. — Я могу позвать всех. Опять соберём «Снов».
— Нет, — говорит он. — Нет.
И пропадает на целый год. Где-то шляется, прежде чем заявиться на порог её дома, уже тем пьяным, обдолбанным полудурком, которого она так любит. Готовым орать матом со сцены, ссать в углу за кулисами прямо на проводку и устраивать танцы на барабанной установке. Вся реабилитация на смарку, как сказал Блондинчик, только зря попортил желудок таблетками.
Читать дальше