Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

Рядом с ней теперь дежурит ещё одна ходячая гора в белом халате, Арс его почти не видит, только силуэт вырисовывается за мутным стеклом. Наружу его теперь не выпускают.

— Из вас выходит вся та гадость, которой вы себя пичкали. Вы же хотите вылечится, правда? Терпите.

Она начинает сыпать всякими терминами, не понимает, что ему всё равно. Токсикологический… биотрансформация…

Он хочет вылечиться, что верно, то верно. Но господи, как же больно! Из носа льётся что-то горячее, похоже на кровь, но это всего лишь вода. Начинают слезиться глаза, и он почти не видит, как вышла сестра, замуровав за собой дверь. В правой ноге, в самой пятке возникает боль, переходит к пальцам, потом в колено, под правую ключицу — комок боли блуждает по его телу, будто перекатывается уголёк.

Иногда он выныривает из забытья и видит, как скачут по циферблату стрелки. Вот они показывают двенадцать, а вот уже три часа, и не понятно, дня или ночи, окон нет, только белые и податливые на ощупь стены. Потом снова скачок на пятнадцать минут, и он догадывается, что отключался.

Пытается спустить ноги с кровати. Одну получается почти сразу, другая тащится бесконечно долго, скребёт пяткой по лежанке и задирает простыню. За это время стрелки скачут ещё на двадцать минут, и Арс с удивлением обнаруживает, как по ноге на пол бежит струйка мочи. Появляется санитар, тот, второй, с какой-то футуристической, похожей на бластер, шваброй, заполняет собой весь кокон так, что плечи упираются в противоположные стены. Что-то успокоительно бурчит над ухом, играючи задвигает кровать с Арсом куда-то в угол, хотя это невозможно, ножки, тонкие, как птичьи кости, но крепкие, прибиты к полу, однако этой горе всё по силам, а Арсу наоборот, он ослаб и весит едва ли не больше ребёнка.

Кажется, потом его несли мыться; в голове остались только звенящие струи воды, он тянется к ним губами, но не пускают, крепко держат под руки.

Ужинать его не ведут, ужин вдруг появляется перед самым носом, на специальном подносе, вместе с лакеем и его чёртовой бабочкой. Бабочка вращается перед глазами Арса под потным красным подбородком, как циркулярная пила. Он находит в себе силы сказать:

— Аа. Еда в номер. Я заказывал, да. Пять звёзд?

Санитар растягивает в улыбке губы. На груди у него квадратик бэйджика. Сергей. И фамилия, сейчас для Арса бессмысленный набор букв, ускользает сквозь пальцы, как вода.

— Шутите? Эт хорошо. Немногие здесь способны шутить.

— Мне уже легче.

— Вот и ладненько. Только не пачкайте едой стены. Иначе в следующий раз вас привяжут к койке и будут кормить с ложечки. Вот ремни, видите?

Ремни действительно есть, широкие, из плотной блестящей кожи, свисают с кровати почти до самого пола. Возможно, такими не помешало бы снабдить кресла стоматологов.

Он уходит. Арс нюхает обед и безжалостно опровергает сам себя:

— Нет. Всего три. На пять не тянет.

Зато много жидкости. Пей сколько влезет, бутылки с минералкой словно сами собой появляются у его кровати. Никакого стекла, безопасный пластик.

Арса хватает теперь только на то, чтобы мечтать о пакетике апельсинового сока. Он лежит в луже собственного сока, как утка в маринаде, и смотрит, как играют с ним в догонялки стрелки часов.

Его продолжают пичкать лекарствами, теперь это не только таблетки, но и жидкость, вливаемая в его тело через носик шприца.

— Вы очень ослабли, — говорит санитарка, нависая над ним и загораживая своей пышной причёской тусклые лампы. Она говорит, а руки словно живут сами по себе, делают своё дело, смазывая место укола спиртом. Арс так и не понял, осуждает она его или поддерживает. — Поэтому мы не привязываем вас к кровати. Были бы хоть немного здоровее. Посмотрите на себя, кожа да кости. О, у нас тут такие лечились! Прямо всё вверх дном перевернут и все нервы истреплют, пока не вколешь успокоительное.

Один раз он вдруг обнаруживает под правым лёгким тайник, запас неизрасходованных сил. С минуту лежит, ощущая, как они растекаются по мышцам, а потом поднимается на ноги. Пробует выйти, но дверь путешествует от него по стенам, словно многоножка. Переползает с одной грани кубика на другую, замирает там, ожидая пока он подкрадётся.

Так, внезапно, он оказывается возле шкафчика с фильмами и книгами. Дверка открывается, клацнув петлями, под ноги сыпятся кассеты, выскакивая из своих коробок, как суслики из затопленных половодьем нор.

Арсу хочется наступить на них и топтать, вопя от бессилия. «Зачем вы меня сюда запихнули» — кричал бы он, брызгая слюной. И сразу станет легче. Потом он взмахнёт руками, чтобы рухнула полка с книгами, будет топтать и их. Если надо, грызть зубами всё подряд, чтобы выплеснуть желчь, выкашлять горячий уголёк, который теперь находится, казалось, во всех частях тела одновременно.