Ольга Меклер - Где находится край света

Некоторое время спустя в Ленинакане умерла бабушка Ли-лит, завещав дом любимой внучке.

Свою, как он говорил, гран-тещу Ануш Ованесовну Мишка иронично-восторженно именовал умом, честью и совестью армянской семьи. И был абсолютно прав: даже мужчины, вопреки устоявшимся традициям, не считали зазорным обратиться к ней за советом, ее просили посодействовать в сватовстве, приводили на душеспасительные беседы великовозрастных оболтусов-отпрысков.

И именно она, старая Ануш, немало посодействовала примирению сторон, когда послушная внучка взбунтовалась и сбежала с заезжим практикантом. Уж она-то понимала, что привлекло ее цветочек, ее ненаглядную птичку в интеллигентном остроумном одессите! «Может быть, ты, Артур, скажешь, где девочке найти достойного жениха в этом городе?!» – сурово спросила она сына. И тот сдался: ни для кого не было секретом, что Ленинакан 70-х превратился в криминальную столицу Армении и просто кишел разномастной шпаной. Шпана собиралась везде, рассаживалась – по тогдашней дворовой моде – кругами на корточках, шикарно сплевывала сквозь позолоченные фиксы, изъяснялась исключительно на местной фене и провожала дерзкими взглядами проходящих мимо девушек.

В свое время Ануш получила великолепное образование, знала три европейских языка, свободно изъяснялась по-турецки, в совершенстве владела русским. При этом ни дня в своей жизни не проработала, полностью посвятив себя дому и воспитанию детей (местный менталитет тех времен иного и не допускал). Можно представить, что это было за воспитание! Поговорив с ней однажды, было невозможно не влюбиться в нее саму и во все, о чем она рассказывала, начиная с древнего царства Урарту. Ануш безмерно гордилась трехтысячелетней историей своего города, помнила его еще как Александрополь и была лично знакома со многими своими легендарными земляками, а еще утверждала, что их род берет начало от одной из ветвей Багратидов. Бабушкин дом всегда, сколько помнила себя Лиля, был полон гостей – ярких, интересных, творческих людей, и хозяйка любила вспоминать о том, что именно здесь Хачатур Аветисян задумал свой балет «Анаид», а Аветик Исаакян написал несколько прелестных лирических стихов…

И вот теперь эта замечательная недвижимость, достойная быть памятником истории и культуры, переходила во владение Лилит. Собственно говоря, оформляя завещание, Ануш больше думала о единственном правнуке: «Вот подрастет Арсен-джан, захочет быть поближе к своим корням, вернется на родину, а тут дом готовый его всегда дожидается!» Для внучки же бабушкино слово всегда было законом, потому, взяв Арсюшу, в положенное время она поехала вступать в права наследства.

По дороге она рассказывала сыну о своем детстве, проведенном в этом маленьком раю, о том, какой прекрасный сад – целые джунгли! – разбит вокруг дома, о том, как горько плакала, когда родители наконец-то переехали в свою собственную квартиру в новом железобетонном районе, как сбегала к бабушке Ануш в старый, но такой родной и любимый туфовый [1] Туф – горная порода вулканического происхождения. Легка в обработке, используется в строительстве. После Спитакского землетрясения сохранились именно сооружения из туфа. дом…

Это был декабрь 1988 года…

Миша пил чай у родителей, когда по телевизору объявили о трагедии. «В эпицентре землетрясения – городе Спитаке – сила подземных толчков достигла 10 баллов (по 12-балльной шкале). В Ленинакане – 9 баллов, Кировакане – 8 баллов…» – монотонно-загробным голосом вещал диктор. Задрожали руки, затряслись колени, онемели губы… Услышав сдержанное «Есть человеческие жертвы», он побелел, сполз со стула и лишь едва выдавил спазмированно: «Лиля… Лилечка моя…» А Рим-ма уже бежала к телефону, уже набирала непослушными пальцами номер, безрезультатно пытаясь дозвониться до Армении…

Погибли все: Лилит, ее родители, Арсен. Чудесный талантливый мальчик, не успевший порадоваться жизни, полюбить, сыграть свой главный фортепианный концерт…

А бабушкин дом устоял…

Через полгода, уже сидя на чемоданах, Аля заехала попрощаться. На Мишку было больно смотреть: почернел, зарос, осунулся, стал чужим, незнакомым, будто окоченело все внутри – вот, жизнь ушла, а он должен зачем-то засыпать, просыпаться, двигаться, есть, ходить на работу… Подошла к пианино, рукой смахнула пыль с крышки, откинула ее, пробежалась пальцами по клавишам. Миша вздрогнул и сдавленно произнес:

– Аль, ты… ты забери инструмент, пожалуйста. Играть некому, а я смотреть на него не могу – все Арсюшу вижу. Тебе ведь «Беккер» свой продать пришлось, Римма говорила. Деньги мне не нужны, ты так забирай, на память.