Анаит Григорян - Поселок на реке Оредеж [litres]

– Пусть лучше тогда к ней дядя Петя уйдет, – сказала Ленка, откусив от своего мороженого и поморщившись. – Дядя Петя хоть красивый.

– И тетя Оксана его – еще хуже тети Маши. – Комарова, шаркнув по дороге, подняла небольшое облачко пыли. – Если бы мы у нее свеклу потаскали, она бы нас точно убила бы.

Ленка фыркнула и пожала плечами. Вообще-то тетя Маша и тетя Оксана жили как кошка с собакой и друг друга стоили: в поселке близкие соседи редко дружили, но только тетя Маша додумалась понаставить между своим и Оксаниным огородами бетонных столбиков, натянуть по верху колючей проволоки и наклонить столбики в сторону Оксаниного огорода, чтобы у той по факту было чуть не на метр меньше земли. Оксана взбеленилась и стала на Машу орать, а та не растерялась, повернулась к Оксане задом и задрала юбку, под которой совсем не оказалось нижнего белья. После этого случая Оксана рассказывала всему поселку, что стерва Машка показала ей голую жопу и у этой жопы был хвост. Ленка тогда притащила эту историю матери и спросила, как мать думает, а хвост у тети Маши был голый, как у крысы, или покрытый шерстью, как у их собаки Лорда, и едва увернулась от материной оплеухи.

– А Олеся Иванна – хорошая, – вдруг сказала Ленка, покосившись на свое мороженое и откусив от него еще кусочек.

– Хорошая, – согласилась Комарова. – Я к ней думаю следующим летом на работу попроситься.

Ленка пробормотала в ответ что-то неопределенное, но спорить не стала. Она шла, то высоко задирая ноги, то шаркая и поднимая с дороги белые облачка пыли, и Комаровой хотелось сказать ей, чтобы шла спокойно и не пылила, но вместо этого она отвернулась и стала рассматривать попадавшихся навстречу людей, машинально срывая круглые бомбошки репейника, росшего вдоль дороги: несмотря на то, что каждое лето его выкашивали, он упорно лез снова, и, как бы в насмешку над всеми усилиями, листья его год от года становились только гуще и крупнее. Дачников в этой части поселка было немного, все в основном из тех, которые приезжали на лето к родственникам, то есть почти что местные. Комарова, собрав большой ком репьев, помяла его немного в ладонях и, не целясь, швырнула в проходившую мимо незнакомую девчонку. Девчонка запищала и завертелась на месте, пытаясь вытащить репьи из волос, перехваченных большим синим бантом, но волосы только еще сильнее запутывались, и голова ее быстро стала похожа на птичье гнездо. Какая-то женщина – видимо, ее мать, шедшая в отдалении, – с криком бросилась к Комаровым. Те, не дожидаясь, пока она подбежит ближе, перепрыгнули через канаву, тянувшуюся вдоль обочины, и помчались что было сил по тропинке.

– Где вы живете?! Подождите, я узнаю! Я узнаю! Я вашим родителям пожалуюсь! – кричала им вдогонку незнакомая женщина. – Да замолчи ты! Что ты орешь?!

Судя по тому, что девчонка коротко взвизгнула, мать ей хорошенько поддала. Ленка фыркнула, давясь смехом, и чуть не споткнулась.

– Не навернись! – на бегу крикнула Комарова. – Нос расшибешь!

Ей тоже было весело и хотелось смеяться, и она с трудом удержалась от того, чтобы не остановиться и не посмотреть, как тетка-дачница будет вытаскивать из волос девчонки репьи. Они свернули с центральной дороги, добежали до моста через Оредеж и только там остановились, тяжело дыша и вытирая пот, лившийся ручьями по запыленным лицам. Потом, окончательно убедившись, что за ними никто не бежит, они доели свои подтаявшие вафельные стаканчики, на которых тоже осело сверху немного пыли, и теперь она чуть поскрипывала на зубах.

– Ну ты даешь, Катька, – наконец выговорила Ленка, скомкав обертку от стаканчика и сунув ее в карман. – Чего ты в нее репьями-то?

– А потому что нечего… – сказала Комарова, тоже смяла обертку и сунула в карман. – Фифа, тоже мне… ты бант ее видела?

– Ну?..

– А нечего, – повторила Комарова, не решив, что такого действительно плохого в банте, и подумав, что, если бы Ленка нацепила такой, она бы тоже накидала ей в волосы репьев. Просто чтоб знала.

Река в этом месте была широкой и текла медленно, лениво перекатываясь через огромные валуны, лежавшие на дне. Когда Комарова спросила у отца Сергия, откуда взялись эти валуны, он сказал, что камни остались еще со времен Всемирного потопа, когда Бог разгневался на людей и обрушил на землю дождь, из-за чего все реки вышли из берегов и превратились в бурные потоки, которые тащили камни и вырванные с корнями деревья. Комарова взялась за прутья перил и посмотрела вниз: из-за долгой жары воды в реке было немного, и обнажившиеся серо-зеленые валуны были похожи на небольшие островки. Здесь редко купались, потому что, несмотря на тихое течение, считалось, что где-то в этом месте у реки есть второе дно, хотя про второе дно начинали говорить всякий раз, когда кто-нибудь по пьяни лез в Оредеж купаться, тонул и его потом не находили. Кусты, росшие вдоль пологих берегов, тихонько шелестели, и река казалась безмятежной. Толстая водяная крыса высунулась из зарослей камыша, огляделась, бесшумно скользнула в воду и поплыла к противоположному берегу. Комарова некоторое время смотрела, как зверек борется со сносящим его течением, потом запустила руку в пакет с печеньем и бросила одно вниз. Печенье упало прямо рядом с крысой, и та, испугавшись, нырнула на глубину, но через какое-то мгновение вынырнула, схватила подачку длинными желтыми зубами, подплыла к ближайшему камню, вылезла на него, отряхнулась и стала есть.