Анна Каменова - Вблизи Софии

Дед Стоил вдруг начал пристально вглядываться в сумерки: на противоположном конце поля что-то чернело. Как и подобает хорошему хозяину, который до последней минуты оберегает свое добро, он заспешил туда, где, как ему показалось, был человек. Подойдя поближе, старик узнал сына.

— И ты пришел, отец? — сказал тот. — А я подумал — обойду поля. Ведь это последний наш год тут…

Долго еще после этого отец и сын молча стояли рядом и глядели, глядели на голую землю. Словно хотели всю ее унести с собой.

Глиняный пол большой комнаты был разрисован концентрическими кругами, и этот «слоеный пирог» создавал такое впечатление, будто на земле постлан пестрый половик. К выбеленной стене были придвинуты две широкие кровати и две скамьи. На одной кровати, свернувшись, как котята, спали трое малышей. Старший встрепенулся, пошевелился и, не разжимая ресниц, пробормотал:

— Мама, я видел во сне водохранилище.

— Ох, чтоб ему пусто было!

Бабушка Катерина веретеном спихнула с колен котенка, поднялась с трехногого стула и подошла к постели:

— Что с тобой, дитятке? А ты не тонул, внучек?

— Да нет, — малыш протянул ручонки и раскрыл заспанные глаза. — Я его только увидел: такое большое, с наше село.

— Ох, и еще больше оно будет, дитятко. А что ты не утонул, это к добру. Спите, спите, а то сейчас придут матери — заругают.

Бабушка Катерина разогнула спину, поправила фартук, собрала прилипшие к нему волокна шерсти, смотала их в клубок и воткнула в кудель. Прялку поставила к стене у окна и, почти прижав лицо к стеклу, стала всматриваться своими маленькими, бесцветными уже глазами в узкий длинный двор. Круглый свинарник, сплетенный из хвороста, дрожал под ударами запертого в нем борова. Левее свинарника — кошара. Такой просторной казалась она теперь, когда осталось в ней всего несколько овец. Белые и пестрые куры важно вышагивали по двору, словно боялись ступить в грязь, и далеко обходили курятник. Им никак не хотелось входить в уродливый ящик, сколоченный из старых, сломанных досок.

Густые облака затянули небо, стало значительно темнее, уже невозможно было различить, что делается под навесом. Но бабушка Катерина знала и так, не глядя: дрова, аккуратно сложенные, дальше — бревна, доски, дырявые кружки, сломанные корзины. В одном ящике покрепче — лучинки на растопку, разбитые старые горшки, черепки. Старуха давно собиралась их выбросить, но дед Лазо не разрешал: «Пусть лежит, может, пригодится».

Да, на своем дворе бабушка Катерина знала каждый камешек в заборе, каждую соломинку. Когда муж привел ее, молодую, в этот дом, тут была только одна комнатушка с дымящимся очагом. Окна — без рам и без стекол. Их тогда наскоро заклеили газетами. После, как родилась Стоименка, пристроили большую комнату, а прежняя стала служить кухней. Когда появилась на свет вторая дочь, сделали навес и кошару обнесли плетнем. Ну, а когда родился Злати, пристроили еще одну комнату — с другой стороны кухни — и сделали чулан. Да такой чулан, что до июня в нем сохранялись капуста и соленья!

В кухоньку выходило четыре двери. Четвертая вела в огород. Когда открывали хоть одну из них, в кухне дуло, как в трубе. Сквозняк прохватывал Катерину, но пока была молодая — терпела, ничего ведь не поделаешь. А сейчас по два кожуха надевает, и все равно холодно. Хорошо хоть, что там больше хозяйничает сноха. Вот и сейчас слышно, как гремит. Поднимается по лестнице на чердак. Третья ступенька с каких пор скрипит, когда ее только починят? Должно быть, фасоли набрала на чердаке на ужин.

— Аничка, ты какую фасоль взяла?

Послышались шаги, дверь открылась, и на пороге показалась высокая молодая женщина. На чистой шерстяной юбке весело пестрел ситцевый фартук.

— Самую хорошую, мама.

— Правильно сделала, сношенька. Но вообще-то ты ее приберегай, а то, как знать, соберем ли осенью урожай, чтоб ему пусто было, этому водохранилищу…

— Ах, мама, да хватит вам с этим водохранилищем. Будь что будет. Ведь живут же люди и в других местах.

— Живут, а мы не можем в другом месте жить. Как мы бросим дом и участок?

— Так нам же заплатят! А участок тоже получим на новом месте.

— Тебе легко так говорить!.. Ты пришла сюда на все готовое. А мы с отцом начинали на пустом месте, по крупице собирали и дом и все добро. Как же мы сейчас все бросим?

— Зачем бросать? Все возьмем с собой. Ведь сказали, что государство нам дает машины, чтоб весь скарб перевезти. И не одну машину, не две, а сколько потребуется. Я же видела, как Христовы переезжали.