Омар Кабесас - Горы высокие...

Монсеньор был вне себя, но постарался это скрыть и все время нервно одергивал свою красную сутану. Казалось, он вот-вот ее порвет.

Один студент сказал:

— Послушайте, монсеньор, мы ведь не виноваты.

На что тот ответил:

— Да, но вы забыли, что находитесь в святая святых сальвадорского католицизма.

Я ведь не привыкла не только с монсеньорами разговаривать, но даже и с простым пономарем. А тут вдруг откуда что взялось.

— Вот именно потому мы и здесь, монсеньор!

Вдруг появился еще один священник. Одет он был лучше первого. «Красивая смена караула», — отметила я про себя. Кто-то прошептал: «Это архиепископ». И, пока он шел, все повторяли: «Архиепископ, архиепископ».

Ходили разговоры, что он за нас. Мы про это слышали и потому встретили его аплодисментами. Он такого не ожидал и заулыбался. Потом сказал монсеньору, что все в порядке, он разрешает нам здесь остаться и надеется, что недоразумений со священным имуществом не будет.

Видимо испугавшись большого количества присутствовавших, он сказал:

— Однако вас здесь многовато. Тогда один из организаторов уточнил:

— Сеньор архиепископ, нас сто тридцать. Сто двадцать пришли из Чалатенанго. Это крестьяне. И десять местных.

Архиепископ сообщил нам, что он обо всем знает, что сегодня у него состоится встреча с властями для скорейшего решения проблемы. Нашего организатора провели по собору, чтобы показать наиболее безопасные места, где людям можно спрятаться при чрезвычайных обстоятельствах. После этого священники ушли.

В три часа дня мы устроили «обедоужин», и очень обильный. Еду нам принесли в полиэтиленовых пакетах из столовой и с рынка. Мне никогда так вкусно есть не доводилось. Чтобы продукты не испортились, пришлось съесть все. Прямо скажем, наелись до отвала.

Через некоторое время вернулся монсеньор и отобрал двоих для приготовления пищи, Он сказал, что только они могут входить в святую соборную кухню. И дальше пояснил:

— В эту кухню заходят только мои родственники и моя кухарка.

Кто-то сказал:

— Огромное спасибо, монсеньор.

Опытным взглядом он окинул нас и выделил двух бывших среди нас учительниц. Они попросили себе помощницу. На эту роль взяли меня.

— Ну вот и хорошо, — сказал монсеньор, — пожалуйста, осторожнее.

— Хорошо-хорошо, падре, — пообещала я, как будто только меня одной это касалось.

Потом назначили ответственных за уборку и дежурных.

Время в тот день летело стрелой. Только и успела я что вспомнить маму, папу и дедушку Чепе. Еще о бабушке Лупе и моих троих братьях и сестрах подумала. Одному моему братишке полтора года, сестренке семь лет, а самому старшему — десять. По правде сказать, об отце я вспомнила мельком. Он у нас пропал без вести, а это почти то же, что погиб. А я решила взять себе за правило не думать о погибших, потому что это очень грустно, а от грусти и печали человек совсем сникнуть может.

Моего отца зовут Элио Эрнандес. Он был опора и кормилец семьи. Теперь все заботы на мои плечи легли.

Немало мы горя хватили с тех пор, как исчез отец. Лучше об этом и не думать, а то становится просто невыносимо.

Плита на кухне была газовая, маленькая, из тех, на которых готовить непросто и опасно, потому что, когда спичку подносишь, она взорваться может. Чтобы еды на всех хватило, нам приходилось готовить завтрак с шести утра до десяти. Обед — с одиннадцати до трех.

Тарелки у нас были пластиковые для одноразового пользования. Но мы их не выбрасывали. Мыли и опять в дело пускали. Так что времени у «поварих» было в обрез.

В соборе мы пробыли восемь дней. Мыться никому, кроме поварих, было негде. У нас же на кухне была небольшая ванночка, где нам и удавалось немного освежиться с помощью пары кружек воды и хозяйственного мыла.

С самого первого дня было организовано дежурство. Заступали на дежурство по двое. Спали по очереди группами (было создано две группы — «А» и «Б»), в одежде и не разуваясь.

Первое испытание выдержали ночью, когда бодрствующая группа «А» подала сигнал группе «Б». Мы быстро повскакивали со своих мест и собрались в установленном месте. Оказалось, что дежурные заметили, как несколько полицейских бежали к главному входу. Но тревога была несерьезной. Полицейские лишь сорвали с фасада простыни с лозунгами и удалились.

После этого уснуть уже никто не мог. Ответственный призвал к бдительности тех, кто перед сном все же разулся, и тех сонь из группы «Б», которые по сигналу группы «А» не проснулись. Затем он сообщил, что сейчас три часа ночи. Я поднялась последней, когда обе группы были уже в сборе. Еще поругали тех, кто спал на скамейках напротив двери, ведь в случае стрельбы это опасно. После той ночи люди стали спать на полу или на скамейках в местах, защищенных стеной. В дневное время, чтобы не было скучно, кто-нибудь проводил беседу о правах народа или же все мы разучивали песни.