Омар Кабесас - Горы высокие...

— Нас не интересует ее настоящая фамилия. Мы ищем твою родственницу по имени Адольфина. Вы же имена меняете.

«Говорят, что винтовки у них — лучшие в мире. Даже в кино, Лупе, даже в кино таких не увидишь. Эти самые новые. А кинофильмы, которые сюда привозят, старее нас с тобой», — говорил мне Хосе.

Моя внучка Адольфина — дочь Марии Пии Гуардадо Фуэнтес, моей дочки, которая вышла замуж за Элио Эрнандеса. Я знаю, что врать грешно, а эти люди за грех берут дорого. Так что, если назвали верно, придется правду говорить. Теперь ведь не только бог, но и эти люди карают. Лучше притвориться, что не понимаю. Что с такой взять?.. А может, все это во сне? Почему эти люди спрашивают про мою внучку?

— Это, наверное, ошибка, сеньор полицейский. Она внучка моя. Маленькая. Совсем ребенок.

Лучше спросили бы про меня или про Хосе, В конце концов, взрослые люди могут быть плохими, а дети — нет. С каких это пор им пришло в голову связываться с малолетними? Скорпион и тот не дает своих детенышей на съедение. А внуки? Они тоже наши дети.

«Раз они мне говорят, что ошибки нет, что именно мою родственницу Адольфину спрашивают, придется выкручиваться», — подумала я и ответила:

— Она ушла на развилку, соли купить и малышу чего-нибудь поесть.

— Какую развилку?

— В лавку к дону Себасу.

И как иначе разговаривать с ними? Может, предложить перекусить горячей лепешечкой? Жаль, что огонь уже погас и теста сегодня я не ставила. Закусят — про все забудут. А времени хватит и огонь разжечь, и комаль [17] Тонкий глиняный диск, на котором пекут маисовые лепешки. нагреть.

А они вспотели на солнышке. Печет здорово. Пешком шли бог знает откуда. Они всегда джип оставляют далеко. Такая у них привычка. Разглядываю я их — рослые фигуры в форме цвета бычьего дерьма, в крагах и с автоматическими железяками на плечах. Ребята крепки, упитанные. И не случайно это. Кормят их как на убой. Их двое, но там, у джипа, должно быть, сидят остальные. Вот один взял штуковину, которая похожа на радио, и слушает. Должно быть, с теми, у джипа, говорить будет.

— Тогда мы подождем ее.

— Пожалуйста.

Они остались стоять в коридорчике. Один достал свой пропахший потом грязный платок и начал отирать лоб. Другой разглядывал стены и видневшееся через дверь банановое дерево, будто пытался что-то обнаружить под его ветвями и сухими листьями.

— Садитесь, если хотите.

Но они отказались. А у меня комок в горле встал. Словно я крючок проглотила и кто-то снаружи его тянет. И не за себя испугалась. Нет. В своей жизни я и не такое видела. Страшно стало за Адольфину.

Они всегда ссылаются на законы, а сами убивают — и концы в воду. Не простая это штука — закон.

— Может, воды вам принести?

Но они меня не слышат. Делают вид, что не понимают. А вода свеженькая, только что из колодца, холодная, даже кувшин запотел. Не отвечают, будто оглохли. В таких случаях лучше всего на бога положиться. От волнения я чуть окурок не проглотила, но тут же выплюнула его вместе с черной от табака слюной. Эти люди всегда беду приносят. Воду я им предложила, чтобы беду немного отпугнуть. Да к тому же в воде никому отказать нельзя.

Попыталась огонь разжечь, но ничего не получилось. Ветками никак не обойтись. Ливану-ка я немного керосинчику на поленья. Они не хотят от меня ничего принять, чтобы потом не чувствовать себя обязанными, неблагодарными. В долгу, значит, не хотят оставаться… Хворостинки, охваченные огнем, затрещали, словно тысячи хлопушек. Пламя становится все больше и больше. Начинают гореть толстые поленья. Теперь и на скамеечку присесть можно. Есть у меня такая: гладкая доска из какаового дерева на четырех ножках.

Вот они о чем-то вполголоса заговорили, и я расслышала:

— Нет ее еще.

Какое мне дело, знают они или нет, что мне все слышно, обращают они на меня внимание или нет. Но, пожалуй, лучше объяснить им.

— Она пошла с тремя ребятишками, один грудной, на руках. Так что девочке несладко приходится, — сказала я, а у самой поджилки затряслись и горло снова точно узлом перехватило. И не помню, не то я сказала так, не то подумала. Все как-то смешалось в голове. Страха настоящего не чувствую. Чего бояться, если я ничего такого не сделала? Просто за девочку страшно. Она ведь еще совсем маленькая.

Адольфина рис любит, и всегда к ее приезду мы стараемся его купить. Ей ведь не так просто добраться от дома до Чалате. Так что стоит ее порадовать. Приятно, когда над сковородкой белый дым над рисом, будто в Ватикане [18] Белый дым, согласно традиции, возвещает избрание нового папы римского конклавом кардиналов в Ватикане. , поднимается. Пепел летит до закопченных стропил, на которых крыша крепится. Домишко уже больше пятнадцати лет стоит. Чудом еще держится. Вот так и люди седеют раньше времени. Рис без воды тоже сохнет. А руки морщинистыми делаются, будто пауки с пятью лапками. Заботы людей подтачивают. Только и живешь что заботами да налетами.