И снова ты, Хосе, у меня перед глазами стоишь. Вижу, как ты бежишь за быками, которые понеслись по ухабистой дороге. Вижу, как шлепаешь в своих резиновых сапогах, пытаясь догнать быков. А ведь ты сам их подхлестнул, чтобы скорее выбоину проехать. Повозка вначале на тебя сверху навалилась. Ты ее выправил, они и понеслись, а ты за ними вслед с кнутом в руке. А мы кричим тебе с повозки. Это когда у нас еще повозка была. Когда мы еще так не бедствовали. У нас и пара быков была, и корова. Но потом трудное время настало, и нам пришлось продать их, а на вырученные деньги купить клочок земли.
Ты говорил тогда: «Самое лучшее — землю обрабатывать, хотя бы и вручную. А быки и повозка — это слишком».
Я хорошо помню его твои слова. Но повозку у нас никто купить не захотел. Вот она и стоит здесь заброшенная. Пусть стоит, хоть посидеть на ней можно. После продажи быков мы смогли прикупить немного землицы и посадить банановые деревья. И под маис у нас земли стало больше.
«Ладно, ты знаешь, что делаешь», — сказала я, когда нам и корову пришлось продать, хотя она нам и молочко для детей давала.
«Увидишь, не так плохо будет».
И нам было неплохо. Хватало поесть, имелась и циновка, чтобы положить покойника, если кто умрет. Несколько курочек, которые яйца несли, да и продать кое-какую из них было можно. На краю огорода мы ананасы посадили — для продажи дону Себасу. Соседи у нас хорошие. Нас любили все, никому мы ничего плохого не делали. Мы люди честные, до гробовой доски честные. Вся округа про это знает. И работящие. В пота лица на жизнь зарабатывали. Все об этом знают. Силы у нас были, чтобы тянуть. И вот живем мы и никому, даже сейчас этому капралу Мартинесу, зла не желаем.
Единственное, чего у нас не было, так это прав. А когда мы начали это понимать, в нашем селении для наведения порядка появились всемогущие власти с автоматами. Время от времени они приезжают и смотрят, как мы себя ведем, кого надо забрать, кого надо избить, чтобы уразумел, что к чему.
Мачете и пулей они хотят заставить нас смириться с нашей бедностью. Сами-то они знают только одну бедность — бедность духа. И думают, что автоматами добьются своего. А когда не выходит, в зверствах изощряются.
Хорошо, что Адольфина его не узнала. Что бы могло быть? Может, тут на месте нас бы и прикончили.
Хосе был крестьянин настоящий, как и все. Выпивал иногда по воскресеньям да ходил играть в кости. Я ему говорила: брось ты играть, это опасно. Были и у него плохие привычки. Но все переменилось с тех пор, как он вступил в федерацию и его там полюбили.
Я ему говорила: «Молод ты еще, чтобы играть. Придут гвардейцы и заберут вас всех». А он, как бы защищаясь, в шутку отвечал, что играть в кости — дело плохое. Но если здесь другим заняться нечем, значит, ничего не поделаешь.
Вот тут и появились священники и молодые парни.
Они-то и организовали христианскую федерацию и союз трудящихся крестьян. Через эти организации мы требовали хороших кредитов. Дела наши пошли лучше. Добились кое-чего. Мужчины стали серьезнее. Какая-то цель у них появилась. Даже пьяницы перевелись. Не говоря уж про игроков в кости.
Началось все с праздников в часовне. Мы складывались понемножку, покупали шоколад, муку и сладости пекли. Какое веселье было кругом! Так было в самом начале.
Потом на праздники уже времени не стало. Всем захотелось ходить в федерацию, чтобы учиться, свою сознательность поднимать. Только изредка устраивали праздники, но больше для сбора денег в общественный фонд или для помощи нуждающимся: то ли оставшемуся без работы, то ли потерявшей кормильца компаньере. «Так мы лучшей жизни добьемся», — говорили в федерации.
Почему лучшей, если нас бьют, как не били раньше? А потому, что теперь мы знаем, куда идти. И они знают, что нам известно, куда идти. Оттого власти так и зверствуют. Но мы слов на ветер не бросаем. Мы пойдем именно туда.
С нами Хосе Гуардадо.
Не знаю, как я заметила, что ты глядишь на меня единственным глазом, который тебе оставили? Может, это ты сигнал хотел мне подать и открыл глаз всего на секунду? Каких трудов тебе это стоило! Или ты так попрощаться решил?
А бедняжка Адольфина не могла его узнать и не признала. Ну и что ж? Для всех лучше: и для Чепе, и для ребят, и для Адольфины, и для меня.
— Ну ладно, если уверены, что не знаете, мы повезем его по департаменту. Наверняка кто-нибудь опознает. Здешний он. Как дважды два — четыре.
На сук тамаринда сел красивый, с взъерошенным гребешком и длинным хвостом, фазанчик. Огляделся немного и запрыгал по веткам в поисках сухих ягод.
Читать дальше