Камен Калчев - Двое в новом городе

Виолета, хоть я ни о чем и не спрашивал, принялась объяснять, что у нее не было ничего общего с этим дураком. Я ответил, что не собираюсь упрекать ее в чем-нибудь, но она даже не дослушала, заявила с желчью, что совсем не трудно понять, о чем я думаю. Почему-то она решила разрядить свою злобу на мне, будто с блондинкой танцевал я, а не Евгений Масларский. Обидно, я ведь не заслужил этих несправедливых упреков. Тем временем она продолжала:

— Не думай, что я не заметила тебя той ночью, когда ты, как затравленный заяц, метался возле Марицы. Чего ты там искал?

Я так и обмер, наверное, даже побледнел. Вот уж не ожидал столь внезапного нападения! Я пробовал было возразить, но она положила мне руку на плечо и сказала, чтобы я не волновался, поскольку это не имеет для нее никакого значения: она человек свободный и скрывать ей нечего.

— У меня нет абсолютно никаких обязательств перед кем бы то ни было!.. А с тобой мы еще десять лет назад все выяснили, как говорится, подбили бабки… И лучше стало, разве не так?

Она с ожесточением смотрела на меня:

— Если хочешь знать, я многое пережила за эти десять лет, но не отчаялась!.. Не думай, что я плакала. Нет, ты меня не знаешь! Я очень злая. И я не плачу.

Я понимал, что ее ожесточение вызвано прощелыгой, который все еще толокся возле нас со своей блондинкой. Да и красотка эта танцевала как-то вызывающе, будто чувствовала присутствие Виолеты. Эта скрытая до поры до времени драма, невольным участником которой оказался и я, с каждой секундой нарастала. Я предложил Виолете перейти в зал: здесь, мол, становится прохладно, вон и она зябко поеживается.

— Наоборот, здесь жарко, и мне очень, очень тут нравится! — ответила она и нарочито громко рассмеялась, чтобы все слышали. Но, видно, только Векилов и услышал — он оглянулся в нашу сторону и грустно покачал головой, явно разгадав причину столь неожиданного смеха. Виолета резко повернулась к Векилову спиной, попросила налить ей вина. Я поспешил выполнить ее просьбу, опасаясь, как бы она не выкинула еще какой-нибудь номер.

— Знаешь, — сказала она, сделав несколько глотков, — я ведь тогда оставила тебя по собственному желанию, а не «по соображениям целесообразности», как мотивировал дурак адвокат. Просто-напросто я хотела развестись с тобой. Мы не сошлись характерами, не созданы друг для друга, как поется в песнях. Понимаешь? Ну, а в том, что это мое решение совпало с твоим арестом, я, право же, не виновата.

— Я тебя никогда и не винил.

— Это не имеет значения. Просто хочу все до конца выяснить между нами. Давно этого хотела, но вот теперь только удалось, с большим опозданием. Не люблю ходить в должниках. Знаю, ты меня считал ветреной, легкомысленной женщиной, глупой фантазеркой, которая витает в облаках. Ты и теперь так думаешь…

— Виолета!..

— Наконец-то тебя задело!.. Разве нет?

— Виолета, пожалуйста…

— Нет, я не обижаюсь. Просто хочу избавить тебя от некоторых заблуждений и напрасных иллюзий. Ты ведь что подумал? «Моя-то бывшая снова забрасывает удочку: конфеты присылает, пригласила на вечер…» Подумал, верно?

— Ну, что ты, Виолета…

— Ты у меня весь как на ладони… Я не могу жить бирюком, понимаешь? И не могу быть в ссоре с людьми, даже если в них обманулась… Разве можно жить в одиночестве? Десять лет… я была обречена жить одна, как головой о камень биться о бездушие и черствость невежд… Твой арест, в сущности, был и моим арестом, хоть я первая с тобой порвала… Какие-то невидимые нити все равно остались, они и сейчас еще существуют, никто их не перерезал… Мы с тобой по-прежнему в одном ярме… И очень жалко… До чего же я одинока! Если бы ты только знал!.. Душу мне выхолостили эти люди!..

— Какие люди, Виолета?

— Те, что и тебя обрекли на изгнание… Я очень тебе благодарна за добрые слова, которые ты написал обо мне. Ведь мог и не написать. Ты, оказывается, смелее, чем я предполагала. Это как-то опять сблизило меня с тобой, вернуло доверие к людям… Видно, не всех опустошило бездушие иных людей, их непреклонность, высокомерие… Спасибо тебе. И в то же время я тебя ненавижу за то, что считаешь меня пропащей!.. Этот дурак был четвертым, в ком я разочаровалась… Он младше меня на пять лет и в то же время старее душой на все пятьдесят!.. Понимаешь?

— Извини, Виолета, но в тот вечер, на который ты намекаешь, я совершенно случайно…

— Какая разница! Тебе надо было дать о себе знать, а не рыскать за нами по лесу.

— Показалось неудобным.

— Это меня и обидело. А так ты, может, помог бы мне избавиться от многих дальнейших неприятностей, потому что я была на грани разрыва с ним.