Дмитрий Бавильский - Несовременные записки. Том 3

Исчерпав себя естеством в его первичной (биологической) и вторичной (социальной) ипостасях и отказав этому естеству в том сокровенно-божественном содержании, которое оно, как Божье творение, вместило на целых пять дней — пять геологических эр — раньше, чем камни Эдема дали слой первоклассной плиоценовой горшечной глины, человек, не ведая, что творит, отступился и от Бога, и от Природы, и от себя. С горем пополам обуздав своеволие — а вернее, восполнив волю — внутри видового «Хеймсдаля» этикой Моисеевых заповедей, он должен был (и имел эту возможность) обуздать своеволие в пределах всего естества, которому принадлежит, посредством непонятых им, отторгнутых его шкурными интересами, заповедей Иисуса.

Непререкаемая благость природы в том, что, жертвуя частью, она даёт существовать совокупности. Для природы единичного нет, это мир слепых, нащупывающих перспективу количеств. В противоположность их множествам, зряча среди которых только тенденция, человек единичен, личностей, и именно в этом качестве эволюционно наполнен. Именно исключительно личность, необратимо сопрягающая себя с высшим, абсолютным бытием, с Жизнью Вечной, способна решить возложенную на неё эволюционную задачу — «очеловечить» породившее её естество, умерить расход энергии и меру страдания, которыми сопровождается слепое экспериментирование природы над массами своих составляющих, дать ей пройти стезёй саморазвития, не исчерпав себя в неумолимо нарастающей энтропии, до самого конца, до полного выявления в себе Духа Божия, когда всё в ней, что есть от жизни, сможет насладиться неуязвимой, нескончаемой солидарностью.

Как бы ни старался, как бы ни желал человек вернуться в безгрешное животное состояние, заштопать растленный им миропорядок, он никогда не сможет самоутратиться настолько, чтобы голос космического чувства перекрыл в нём многоголосье всех его чистых и нечистых похотей. Не человек выделился из природы — это аберрация близости, — природа разворачивает себя в новом измерении бытия, сохраняя свой фундаментальный строй и постигая свою сущность в координатах фундаментального выбора, которого до сих пор была лишена. Устремившись в историю, эволюция вся оказалась в её русле, и в этом смысле анимистическое прозрение троглодитом Бога под шкурой какой-нибудь вполне безобидной твари или в грозном вулкане есть не просто экстраполяция в окружающее собственной новизны, а и чудесное распознание в естестве его сокровенной божественной подоплёки. «Вначале сотворил Бог небо и землю». Тысячи лет, жертвуя техносфере, природа ждала, когда же её блудный сын достаточно поумнеет, чтобы перестать видеть в ней только материал и средство самоосуществления, признает и за ней ту божественную самодостаточность, которая если не в суровой действительности, то в идеале полагает предел его посягательствам на себе подобного, наведёт над ней и над собой крышу общего Храма. Означенная в системе евангельских максим, она уже не позволила бы разуму обмануться и, всепроникающе относительная, не дала бы сделать себя Абсолютом, задающим точку отсчёта совести. Но заповеди Иисуса остались не понятыми, а пример Франциска Ассизского не усвоенным. Откровение дикаря материалист XIX века вывернул наизнанку. В первом случае законодательствующая воля фетиша утверждала в природе культуру, во втором — законодательствующая воля стихийной тенденции утвердила в культуре природу, отождествлённую с техносферой и человеком. Дикарь вывел высшее устрояющее начало из естества в область трансцендентно-магического, материалист вернул этот Абсолют в природу и ею исчерпал его без остатка. Круг замкнулся. Какая противоестественная коллизия! — природа, лишённая своей автономности в пору, когда она полноценна, но ради неоценимых приобретений, наделяется верховной волей и абсолютным качеством, когда она карикатурно-неполноценна и ради ещё бо́льших утрат. Растительное, дезинтегрирующее начало плотского бытия обретает самодовлеющее значение. Материя, ослепшая в техносфере, начинает пожирать самоё себя, не разворачиваясь в бытие, а сворачиваясь в небытие, теряя доминирующие качество сущего, обретая доминирующие качество не-сущего. Воистину, символ этого апокалипсиса — уробурус, Змий-Сатана, пожирающий собственное тело и стягивающий тор — круг земной — в исчезающе малую точку.

О коммунистической идеологии написано так много, что приличествует быть кратким. Но мне хочется обратить внимание на характер планетарной ситуации, в которой она восторжествовала. Эта ситуация, когда земное пространство — область актуального человеческого бытия — окончательно оформляется как неотъемлемое человеческое «имущество», его законная собственность, над которой он властен уже не только в утопиях, но и в геотехнологической повседневности. Тылов у дикой природы, в сущности, не осталось — на всех широтах её теснит и кромсает всё более унифицирующаяся могучая и безжалостная цивилизация — европейский технологический гений не только экспортирует свою прогрессистскую одержимость в колонии — в Сибирь, в Кохинхину, в Бразилию, — но и находит среди местного населения тьмы неофитов и подражателей, которые быстро научаются обращению с бензопилой и немудрящему искусству укладки шпал на гребнях тысячевёрстных могильных насыпей железных дорог. Утверждается такое всеобъемлющее понятие, как «национальный суверенитет», включающий — я цитирую оскорбляющую нравственное чувство формулировку Статьи I «Международного пакта об экономических, социальных и культурных прав» — право «всех народов для достижения своих целей свободно распоряжаться своими естественными богатствами и ресурсами без ущерба…» — нет, природа тут ни при чём — «…для каких-либо обязательств, вытекающих из международного экономического сотрудничества, основанного на принципе взаимной выгоды…» Задержка роста личности, тупой и дерзкий отказ признать за природой её «естественное», богоданное право на существование безотносительно к корыстным человеческим интересам, упорное нежелание совершенствовать знаковую систему религиозного, синтетического сознания соответственно расширению сферы деятельности, а значит, ответственности, боязнь духовных, а не научных открытий, не утверждающих, а ставящих под сомнение выработанные успешной жизненной практикой поведенческие стереотипы, — всё это привело к тому кризису европейского миросозерцания, который излился в претендующих на новое вероучительство социалистической и марксистской ересях. Природа дала человеку всё, чтобы он имел возможность найти в себе истинное «правило», и в XX веке вопрос встал смертно: либо, «очеловечив» природу, человек распространит заповеди Христа на весь объём родственной ему не только по химическому составу косной и живой плоти, либо это лишённое нравственного значения естество реализует посредством своего сына — Исава выбор между жизнью и смертью и кончит самоуничтожением.