Я сказал:
– Пап, подожди.
Доминик Уикли сказал:
– Это ж Псих.
Джордан Харпер был в кепке, он рассмеялся, и его рыбьи глаза выпучились. Он сказал:
– Гляди, он сам с собой разговаривает.
Доминик Уикли очень медленно катился на своём горном велосипеде, в то время как все остальные мальчишки шли рядом с ним, он сказал:
– Он думает, что может разговаривать со своим отцом. Псих.
А Джордан добавил глупым высоким голосом:
– Подружки-то нету, чтоб защитить его.
Я пытался что-то сказать, но мне было страшно, а Доминик Уикли слез со своего горного велосипеда и отставил его в сторону у могилы. Стало совершенно темно.
Доминик Уикли сказал:
– Если мы убьём тебя, ты сможешь говорить со своим отцом сколько захочешь.
Другой парень, которого я не знал, сказал Доминику:
– Врежь ему.
Я не видел, что произошло, я просто упал на землю.
Головная боль убивала, болело так сильно, что казалось, что боль не только внутри, но и снаружи моей головы, как будто всё кладбище стало частью моей головной боли.
Я попытался встать, но чья-то нога придавила меня и вытолкнула из меня весь воздух. Другая нога ударила меня по заднице, лицо зарылось в землю, в траву, и я прошептал:
– Папа! Помоги мне, Папа!
Я увидел, как что-то белое пролетело мимо меня, это был Призрак Отца, и я попытался встать. Я наполовину поднялся, когда раздался смех, а через несколько секунд я услышал, как Призрак Отца в воздухе сказал: «Рэй! Ему нужна помощь».
И он поднялся. Ветер. Он начал дуть очень сильно, и Доминик снова толкнул меня на землю и ударил меня, ветер дул сильнее и громче, и велосипед Доминика упал. Я поднял глаза, Джордан наклонился вперёд против ветра, его кепку сорвало с головы и унесло за дерево. Он ощупал руками голову и побежал за кепкой, а ветер украл кепки у остальных мальчишек, и пакет Morrisons влетел в лицо Доминику. Он закричал, но я не услышал, что он сказал. Потом он избавился от пакета, схватил свой велосипед и уехал за другими мальчишками, догонявшими свои кепки.
Я сидел за могильным камнем, покрытым плесенью, словно кусок хлеба, там ветер не был таким сильным, но боль всё ещё пульсировала у меня в голове. Когда ветер стих, я вернулся на улицу и пошёл за Призраком Отца к Лие.
Призрак Отца сказал: «Постучи в дверь».
Я постучал, открыл Мистер Фейрвью, и его старое длинное лицо оглядело мой костюм, весь в обрывках живой изгороди, и он сказал:
– Что это, во имя всего святого?!
– Пожалуйста, Лия тут? – спросил я.
Мистер Фейрвью взглянул на часы, но Лия, должно быть, услышала меня, потому что она была уже позади него и сказала:
– Папа.
Она сделала такое лицо, что Мистер Фейрвью понял, что ему надо уйти, и Мистер Фейрвью ушёл, потому что он не был похож на обычных родителей, которые строги со своими детьми и добры к чужим. Мистер Фейрвью думает, что Лия – ангел, и, я думаю, он считает, что Дэйн – дьявол, потому что Мистер Фейрвью вернулся в дом и начал ругаться с Дэйном.
Лия кашлянула и сказала:
– Кажется, я заболеваю.
Она вышла наружу через заднюю дверь, потому что она не пользуется главной. Она вышла в садик позади дома, где я стоял с Призраком Отца. Она посмотрела на мою одежду и обрывки живой изгороди на ней и сказала:
– Ты выглядишь, словно ты в саду как дерево вырос.
Призрак Отца сказал: «Скажи ей сейчас».
Я взял её за запястье и крепко сжал, а Призрак Отца сзади произнёс: «Сейчас, Филип. Ты должен всё сказать ей сейчас».
Я посмотрел в глаза Лии, и они испугались меня, а я не хотел, чтобы она боялась меня. Она спросила:
– Почему ты ведёшь себя, как псих?
Я слишком крепко сжал её руку, поэтому она сказала:
– Ты делаешь мне больно. Отстань.
Её слова медленно проникали в мой мозг, и я не успел вовремя отпустить её руку, так что она выдернула свою руку сама и проговорила:
– Скажи уже что-нибудь.
Призрак Отца приказал: «Скажи ей».
Мой рот открылся, как у гуппи, но ни слова не вышло.
Дэйн в доме крикнул:
– Отвали от меня, старый мудак!
Я продолжал пытаться что-то сказать, но все слова были слишком далеко, как жёлтые утки на Гусиной Ярмарке [17] Гусиная Ярмарка – один из крупнейших сезонных парков аттракционов в Англии.
в Ноттингеме, которых я пытался достать длинной палкой, но никогда не мог, даже когда они были прямо передо мной.
Отец сказал: «Скажи ей, Филип. Скажи ей, что ты больше не можешь с ней видеться».
Только вот у неё глаза были такими же, как вчера за мусорными баками, они могли украсть что угодно, даже мои слова. Я посмотрел на Призрак Отца, и она оглянулась, чтобы увидеть, куда я смотрю. Она решила, что я смотрю на её отца, а не на Призрак моего Отца, потому что Мистер Фейрвью перестал собачиться с Дэйном и смотрел в окно, она повернулась и сказала:
Читать дальше