Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

– Черт побери, Дайзарт! Я тебе не слуга, – воскликнул вышеупомянутый Нед и швырнул шляпу в Руперта. Тот громко загоготал.

– Нед неотесанный и грубый парень, Мэри. Самый главный грубиян! Но гляди, я давно обещал тебе, что приведу его к нам, и, видишь, привел, правда? Нед, возьми себя в руки. Сейчас я вас представлю. Далбитти, ведь ты не знаком с моей сестрой Мэри, верно?

Высокий молодой джентльмен, выпутавшись из шарфа, посмотрел на Мэри, явно смутился, похлопал по жилету длинными пальцами, моргнул несколько раз и протянул ей руку, глядя в ее твердые карие глаза.

– Здравствуйте, мисс Дайзарт. Оч-ч-чень рад познакомиться. Очарован.

– Здравствуйте, – ответила она, стараясь не краснеть, когда он тряс ее руку. Она уже видела его однажды, он заходил к брату перед прогулкой по Хит. Это был Люшес Далбитти, учившийся вместе с ее братом живописи в Королевской Академии искусств, хотя недавно решил специализироваться на архитектуре.

Ей нравился Далбитти, нравилось, что его глаза смотрят прямо на нее, на ее обезображенное оспой лицо, а не блуждают из деликатности по ее плечам и волосам. Ее маленькая рука задержалась в его большой ладони на мгновение дольше, чем следовало, и они глядели друг на друга, словно застигнутые врасплох, но потом Мэри осторожно высвободила руку и еще раз заглянула ему в глаза.

– Я ужасно много слышал о вас, мисс Мэри, – сказал он.

А я знаю о тебе все. Он был из знатной шотландской семьи, и они с Недом часто обсуждали, как они построят собственную Утопию, где все смогут свободно жить и работать.

– Вот только он помолвлен с девушкой, которую знает с рождения, – сообщил сестрам Пертви. – Так что с Утопией пока ничего не получится, потому что он должен жениться на ней, хотя не думаю, что он очень жаждет этого, скорее это страстное желание его отца – объединить их владения и все такое. Так что я продолжу заниматься живописью, и Нед тоже; мы подождем, когда Далбитти будет готов строить дома. Вы тоже сможете там жить, дорогие сестрички; мы пустим женщин в нашу Утопию.

– Чтобы убирать за вами и штопать вам одежду? Ох, большая радость для нас, – ответила Лидди, не такая снисходительная, как Мэри, к прожектам брата.

Далбитти улыбнулся Мэри, попятился назад и наткнулся на Пертви; тот ударил по плечу своего второго приятеля.

– Мэри, это Нед Хорнер. Я уверен, что ты с удовольствием познакомишься с ним, ведь я только и знаю, что говорю о нем, после нашего знакомства. Сестры жаждут познакомиться с тобой, Нед. – Пертви подмигнул им обоим: – Правда, Мэри?

– Конечно, – ответила она, жалея, что ее брат держал себя довольно вульгарно, и опасаясь, что отец застанет его в таком виде. – Я рада познакомиться, мистер Хорнер.

– Я тоже, мисс Дайзарт. Здравствуйте, – сказал он и с улыбкой пожал ей руку.

Он был светлее и тоньше в кости, чем ее упитанный русоволосый брат, и, по оценкам Мэри, моложе на пару лет. У него были тонкие черты лица, и, хотя он носил костюм-тройку, как и его друзья, его одежда была поношенной и многократно чинилась. Его ладонь, державшая ее руку, была холодной даже в этот теплый майский день, а серо-голубые глаза смотрели пронзительно.

– Для меня огромная честь познакомиться с вами, мисс Дайзарт, – серьезно сказал он, когда они обменялись рукопожатием. – Ваш брат мой лучший друг… – Внезапно он замолк и, отвернувшись, слегка рыгнул.

– Ну вот, он все испортил! – прошептал Далбитти.

– Нед, ты что? – одернул его Руперт. – Не подводи нас. – Он повернулся к Мэри, хмурясь: – Сегодня утром Хорнер продал свою картину. Чарльзу Буту. Чарльзу Буту, Мэри! – Его лицо расплылось в улыбке. – Потрясающую картину, блестящую работу, – нет, не красней, Нед, это правда. – Пертви улыбнулся Мэри. – Под названием «Встреча». Мы видели ее н-на Летней Выставке. Лидди была от нее в восторге, помнишь?

Мэри кивнула, потому что помнила картину – молодые люди стоят на Хит и непринужденно беседуют: две женщины и четверо мужчин. Но больше она ничего не могла вспомнить, хотя ее брат с сестрой восхищались картиной, самой выставкой, даже ходили на нее еще раз, уже вдвоем. Мэри выставка не понравилась: залы тесные, зрителей ужасно много, толпы возле одной или двух картин в каждом зале, а сами картины такие мрачные, темные, скучные. Старики с усами, заложив руки за спину, разглядывали ее, Лидди, картины, толпу. А вот Лидди все очень нравилось.

– Я хорошо помню вашу картину, мистер Хорнер, – сказала Мэри. – Поздравляю вас.