Юлия Говорова - Лось на диване, верветка на печи

Ирма обычно что-то вынюхивает в лесу, идет по чьему-нибудь следу, слушает птиц, подняв внимательно голову к деревьям. Сегодня с Ирмой в лесу спугнули рябчика.

В болотце она нашла чье-то гнездо. Посередине болота было деревце, а внизу почти на кочке гнездо, и Ирма утащила яйцо, аккуратно, не раздавив зубами. Но выронила по дороге в воду, яйцо упало неглубоко, Ирма попыталась достать, но только пузыри из воды пускала носом.

Зарядили дожди, и каждый листик свежий такой — у березы, у клена и у дуба. Лужи полны пыльцы, и волк весной в пыльце, пыльца по усам течет. К ногам ее налипают смолистые сережки.

Кто знает, что у тебя в кармане сейчас шерсть лося, а пуговицу недавно оторвала на прогулке волчица!

Впитываю весну, как Ирма кончиками лап землю. Вдохнешь — и теплая, нагретая солнцем шерсть волка, с запахом земли и травы, смолы. И немного, разумеется, падали.

Один раз зазевалась, не заметила, и Ирма вывалялась у меня в лисьих какашках.

С веток, если ветер осенний подует, летят капли. И Ирма сквозь рыжие осенние папоротники летит.

Клин журавлей, отраженный в очень внимательных (но без хищной заинтересованности) глазах волчицы.

Поднимем головы осенью — верхушки сосен в тумане. И иногда под ногами мотыльки, не успевшие спрятаться на зиму. Один мотылек, и довольно крупный, сел на Ирмин хвост.

В такую дождливую погоду, я обратила на это внимание, все гуси сидят, засунув клюв под крыло, а волки — спрятав кончики хвостов к носу.

А тут недавно воздух был, что ли, влажный очень, все деревья обледенели и у Ирмы каждый волосок белый-белый, не только усы и ресницы в инее, но и вся пелеринка на спине. Глажу Ирму, снимаю с усов льдинки.

Видели, как цветет у обочин волчье лыко. Видели, как плывет по озеру лодка, раздвигая веслом остатки льда.

Ирма (лето!) перелиняла. Такая сейчас худенькая! На прогулке снимаю с ее сильных худых ног комаров.

Идем по траве, череда зелеными кнопками цепляется.

Посередине зимы бывают теплые и даже очень бесснежные недели, когда ежи, не рассчитав верно время, просыпаются. Вылезают из нор, а бесснежная зима бесприютна, некрасива. Ежи поеживаются на унылом просторе. И заторможенных, с трудом ориентирующихся в пустынных и белесых полях ежей приносят часто нам.

Мы помогаем этим ежам-шатунам (ну а как их, бедолаг, назовешь?) вернуться назад в спячку.

Своих ежей, и среди них ежа Аркадия, еще накануне осенних морозов упаковываем. Ежи соберутся у покрытого инеем крыльца. На крыльце видны их следы.

Андрей перед упаковкой ежей на зимнюю спячку им командует (чтобы не было неразберихи, суеты): «Ежи, в зимние коробки идут в первую очередь женщины и дети!»

Мы достаем тогда наши коробки и корзины, и набиваем их сеном, и начинаем укладывать ежей, заворачивать каждого в сено отдельно, осторожно. Запеленав и укрыв, мы уносим и опускаем ежей в погреб.

Они к весне начинают активно шевелиться. Коробки с ежами стоят у нас среди зимних заготовок. Среди банок с вареньями, соленьями. «А не пора ли откупорить ежа?» — говорит Андрей каждый раз, спускаясь в погреб.

Ежи просыпаются, и теперь уже окончательно и точно. И мы выносим коробки.

Есть у нас праздник весной — день начала березового сока, и есть день пробуждения ежей. У нас много берез (и ежей) на территории.

Мы березовый сок собираем. Сок холодный. Банка, полная прозрачного сока березы. Банки, прижатые и привязанные аккуратно веревочкой к стволам.

Иногда я уезжаю в Москву. Уезжаю, обратно возвращаюсь. И что такое зоопарк для меня, я понимаю, когда начинаю скучать по животным.

И накануне возвращения волнуюсь: а как встретят? а вдруг уже меня позабыли? а вдруг я к ним подойду, а они ко мне сейчас нет?

Уезжаешь ненадолго в Москву и скучаешь, скучаешь по зоопарку. Возвращаешься и бежишь всех быстрее проверить, посмотреть.

Енот Барабанов ко мне после города принюхивается. Изучает меня и потом вдруг внезапно отвернется. Понимая, что понюхал напрасно. Барабанову город давно неинтересен.

Все ждут твоего мимолетного внимания. Кого ты хоть раз в своей жизни погладил, рукой своей коснулся, все-все ждут.