Владислав Баяц - Хамам «Балкания»

Сидя в спокойной атмосфере нового дома, он видел, что вся его жизнь движется медленно, но зато по верному пути. Теперь следовало подумать о том, что связало бы его прошлое, а особенно – будущее с большей известностью и уверенностью.

И он пришел к выводу. Этой связующей материей была его большая семья. Соколовичи. В первую очередь молодые. Они – там! Как они были нужны здесь! Если бы они были здесь, все стало бы нашим! А если здесь все наши, то мы сильны! Так он думал.

Теперь, когда он стал третьим визирем империи, эта цифра перед званием обрела некий смысл. Он не забыл цифры, которые пришлось проскочить. Но следовало подумать и о тех, кто были перед ним.

План, в соответствии с которым он начал привозить племянников и прочих мужчин, старых и молодых, из Боснии и Сербии в Истанбул и Эдирне, оказался не просто умным, но и весьма практичным. Когда слухи о прибытии новых сербов из рода Соколовичей разнеслись по Царьграду, Баица заметил возникшее удивление в сарае, а потом и нарастание страха. Это его не очень вдохновило, но он воспринял новое состояние, потому что оно обеспечивало ему относительный покой: люди побаивались запросто подходить к нему и потому не отвлекали от дел. Окружение своими людьми выглядело как отделение Мехмеда новой стеной, за которой возводился фундамент новой власти. Как вскоре оказалось, это помогло ему в последующие, весьма бурные годы его жизни.

Все свободное время он проводил, прогуливаясь по берегу в компании муфтия Ахмади и в разговорах о государственном устройстве, о законах, о будущем, об отношениях с Европой и Персией. Но они наслаждались и беседами о художниках и поэтах, а также об огромном вкладе Синана в построение империи. Иногда они вместе посещали огромную территорию, на которой в честь султана воздвигали общественные кухни, больницу (со своей аптекой, хамамом и пекарней), караван-сарай, общественный хамам и четыре школы, а также текию для дервишей… В центре этих строений вздымалась мечеть, строительство которой близилось к завершению. По углам огромного здания возвышались четыре минарета. С этой площади открывался вид на истанбульскую пристань и Ускюдар на другом берегу.

Завершение строительства Сулеймании стало вызывать у султана нервозность. Новые события в семье государя начали еще серьезнее влиять на его странное поведение. Серьезно больная жена Роксолана, чувствуя приближение конца, спешила претворить в жизнь овладевшую ей идею: она желала увидеть на троне Османской империи младшего сына Баязида, который выглядел более способным, чем его брат Селим. Но закон был на стороне старшего. Исключительным правом наследия обладал старший сын, и это был Селим. Но мать не могла смириться и всячески старалась рассорить их, нахваливая младшего и подстрекая его к борьбе за престол. Ее зять Рустем-паша, муж дочери Михримах, наученный горьким опытом, в этот раз решительно уклонился от нового семейного заговора. Но это только помогло прочим, кто ради собственных интересов решительно вмешался в свару. Амбициозный Лала Мустафа-паша, младший брат Дели Хусрев-паши, родственник Мехмед-паши Соколовича, тот самый, которого Баица в Эдирне обучал наукам и покровительствовал ему в жизни, увидел в этом собственный шанс. То ли обозлившись, что султан когда-то отнял у его родного брата государственную печать, когда тот был великим визирем, отдав ее именно Рустем-паше, что привело к смерти Дели Хусрева, то ли по каким-то иным причинам он стал главным лицом в реализации сплетен султанши. Рустем-паша, чтобы никто не подумал о том, что он мстит брату бывшего великого визиря, обратился за помощью к Баице. Он попросил обратиться к тому как к родственнику и образумить его. Баица согласился, но к султану явился вместе с Ахмади, и оба они рассказали об играх, которые ведутся за его спиной. Сулейман принял это к сведению, видимо, не желая уничтожить последние следы отношений со столь прежде любимой Роксоланой. Гнев он обратил на своего любимца Мимара Синана! И теперь тот явился к соседям с тем, чтобы пожаловаться на неразумный поступок государя. Он рассказал им, что султан пригрозил ему смертью, если он в течение двух месяцев не передаст ему ключи от Сулеймании. К тому же падишах приказал немедленно закончить мавзолей для жены Хасеки Хюррем и его самого. После чего, не смягчив угрозы, но все-таки спокойнее сообщил, что позволяет ему и себе, как строителю, возвести собственный мавзолей во дворе мечети, так как он понимает: это будет самая красивая мечеть в империи. Синан не позволил обмануть себя. Когда Баица сказал ему: «Вот видишь, какую честь оказал тебе падишах, ты даже в смерти будешь близок к нему, пусть и в ногах, а ты боишься, что он убьет тебя!» – Синан ответил ему: «Это ничего не значит. Я могу выстроить себе гробницу на почетном месте, а он все равно убьет и меня, и ее, похоронив со всеми подобающими почестями! Не знаю, как должна выглядеть почетная казнь, но он в состоянии придумать и такой церемониал».