Владислав Баяц - Хамам «Балкания»

Памук не пожелал только слушать:

– Американцы по той же привычке к циклическим ритмам борьбу во время президентских выборов называют кампанией. У нее есть своя амплитуда: чем ближе к цели, тем она набирает все большие обороты, чтобы потом взорваться победой либо поражением. После чего исчезает. Следовательно, о ней с самого начала известно, что она однократна и что в один прекрасный момент исчезнет.

Он попал в яблочко. У меня был и личный пример:

– Наверное, ты забыл, что бомбардировки Сербии в 1999 году также назвали кампанией. И я думаю, не только потому, что акция продолжалась недолго, «всего лишь» три месяца (в сравнении с продолжительностью настоящей войны), но и из-за всякого рода сопровождающей ее пропаганды, которая типична для любой кампании. И прежде всего ради того, чтобы конфликт (еще одно любимое слово-подмена) не назвали случайно войной. Война всегда была где-то там. Откровенно говоря, предыдущие войны на территории нашего бывшего большого отечества и для нашего тогдашнего президента тоже всегда были где-то там. Не знаю, известно ли тебе, что к тому же кампания 1999 года соответственно называлась «Ангел милосердия». «The Angel of Mercy» . По-христиански, как и следовало. Католический подарок православным братьям. А если уж речь зашла об этом, совсем незамеченным прошло весьма неординарное, но давно желанное заявление главы римско-католической церкви папы Бенедикта XVI, сделанное в Стамбуле во время посещения царьградского патриарха зимой 2006 года. Он сказал, что разделение христианства на восточное и западное – скандал!

Памук вернул в разговор прежние времена:

– Хотя жизни Баицы и Юсуфа были всего лишь частицей времени, в течение которого Румелия терпела османское владычество, надо учитывать, что в так называемом временном состоянии приличная часть этой самой Европы оставалась под ним почти полтысячелетия!

– Верно, – согласился я. – Баица не мог предугадать этого, основываясь на опыте собственной весьма долгой жизни. Он не был ни прорицателем, ни пророком. Это мы сегодня можем увидеть.

– Но не потому, что мы пророки или прорицатели, а потому, что для нас это время уже минуло, – пошутил Памук.

Султан и великий визирь нашли компромиссное решение, позволившее продолжить военный поход на Тимишоару, Буду и Вену. Не в полной мере удовлетворенный успехами Мехмед-паши, новым военным руководителем Сулейман назначил Ахмед-пашу, второго визиря Порты. На крайности султан и великий визирь не решились: Сулейман не отправился в поход лично (но символически благословил его из Царьграда), не отозвал и никак не наказал Мехмед-пашу. Он оставил его первым при новом сераскере, достаточно мудро использовав его как полководца, который, несмотря ни на что, успешно захватил часть Баната. Впрочем, султан имел на него и другие планы.

Баица замену воспринял с болью, но ему пришлось признать: всем было ясно, что он впервые возглавил такой серьезный поход и потому не обладал опытом закаленного в боях полководца, к тому же он сам понял, что его упорные переговоры сузили временные рамки для более серьезного и быстрого успеха. Но его метод переговоров не был опровергнут.

И Сулейман Великолепный, и Рустем-паша на самом деле были исключительно довольны им. Мехмед-паша широко распахнул перед ними двери еще одной возможности утонченного правления: он превратил хитрость в политику! Османскую стратегию больше нельзя было назвать коварной; теперь у нее было иное название – переговоры. Враги стали с уважением говорить о новом дипломате султана и, расхваливая его, давали понять, что склонны вести с ним дела. А для властелина и первого визиря это означало, что в будущем можно будет побеждать противника именно дипломатией. Им не хотелось терять людей. И еще кое-что: они увидели, насколько Мехмед / Баица, так уважаемый сербскими подданными, нужен им для сохранения хороших отношений с сербами; сербы ведь были самыми лучшими и самыми храбрыми бойцами.

Однако в целях успокоения общественности и при заметной частичной неудаче им пришлось лишить его, по крайней мере, верховного командования в возобновленном походе.

Баица засомневался в себе как в воине. Это никак не было связано с непрактичным самодовольством. Он понял, как важно для османов показать себя способным воином. Личный пример! Он запомнил это. Хотя ему и нелегко было прийти в себя из состояния хотя и частичной, но все-таки явной опалы и обрести волю к новым победам. Но это было вполне возможным: в итоге где-то там, вдалеке, его ожидало полное прощение властелина.