Тогда он решил отрезать палец ножом, но его оттащили и удержали от преступления. Через пару лет его на этом свете не стало. По словам тех, кто его знал, он выбросился из окна. Я в то время служил. Наконец мы, так и не добравшись до святого места — Братской могилы, собрались к выходу после всего выпитого, и это было к лучшему. От разных пьяных уродов, с которыми я был там, можно было ожидать чего угодно, — этого я не предвидел, когда шел на кладбище, и мне хотелось побыстрее уйти, хотя я так и не навестил могилу своего деда, участника Великой Отечественной войны, о чем я думал, когда шел в святое место ночью, хоть это была и бредовая идея моего недалекого разума. У меня в душе была очень сильная неприязнь к этому походу, и хотелось только одного — побыстрее добраться до дома. Было противно находиться в этой компании, и утешало только то, что некоторые испугались, а я не струсил и пошел вместе остальными. Я считал этот свой поход подвигом, потому что, переборов свой страх, ночью побывал на кладбище.
Проходя через центральный вход, мы увидели, как с мигалками и со скрежетом колес останавливались милицейские «бобики», то есть машины, и из них выпрыгивали сотрудники УВД. Все бросились в рассыпную вглубь кладбища. Я спрятался за какую-то кучу земли — наверное, это была бесхозная могила. Менты с собаками, освещая фонариками, искали нас. Еще немного, и я наложил бы в штаны. Хотелось даже сдаться, но что-то меня останавливало.
Я лежал не шолохнувшись минут тридцать и проклинал этот поход. Вспомнил я за это время все: и как хорошо дома в кроватке, и какие молодцы остальные пацаны, которые не пошли. Когда все успокоилось и милиция начала разъезжаться, я, дрожа от страха, стал пробираться ползком через могилы и ограды к заднему выходу с кладбища. Вдруг я услышал какой-то шорох и шепот. Я тихонько окликнул их. Это были двое наших. Им было страшно не меньше, чем мне, и рады мы были друг другу очень сильно. Мы теперь втроем выбирались с кладбища, перелезали через заборы, чтобы выйти в город с другой стороны. Когда вышли в город, мы уже могли прикинуться, что просто гуляем. Пройдя несколько кварталов, мы встретили всех остальных и стали, радуясь, живо обсуждать, кто куда убегал и как за кем гнались. Мы пошли толпой по тихой улице, на которой стояли деревянные дома. Шли очень шумно, да и магнитофон, опять включенный, играл очень громко. Мне очень хотелось отделиться от нашей компании и идти одному. Но пацаны бы меня не поняли, и, учитывая всю ситуацию, пришлось идти со всеми, чтобы не быть изгоем. Конечно, милиция каталась по кварталам поблизости от кладбища и искала нас, а мы, наивные, думали, что «сделали» ментов, и довольные, с музыкальным сопровождением, веселились, шагая домой. В метрах пятистах показался свет фар. Мы со страхом посмотрели на светящий прожектор, быстро двигающийся в нашу сторону, и побежали в разные стороны. Это был уже второй забег за эту ночь. Несколько человек перепрыгнули через забор чужого дома.
Я быстро бежал, не зная и не понимая куда. Увидев гору песка, я зачем-то за нее спрятался — наверное, ассоциации еще не утихли. Аналогично я спрятался на кладбище за кучей земли, и это меня спасло. В этот раз мне куча песка уже не помогла. Просто под ней никто из мертвых не лежал, и мне не фартануло.
Мне, конечно, надо было бежать дальше. Бегал я очень хорошо, и меня бы не догнали, только если бы не начали стрелять. Мент сразу увидел меня, сидевшего на корточках за кучей песка, и, подбежав ко мне, ударил ногой в область шеи. Я, перекувырнувшись через голову, упал. Подбежал еще один мент, и уже вдвоем они меня дубасили руками и ногами. Это была первая жестокость в жизни, которую я прочувствовал на себе в шестнадцатилетнем возрасте. Меня избивали по-взрослому, и я не понимал, за что, так как считал, что плохого ничего не сделал. За то, что на кладбище был ночью и убегал, испугавшись, — вот за это меня избили слуги правопорядка и засунули в ментовский «бобик». Через несколько минут, избивая кулаками, засунули еще двоих вместе с магнитофоном. Одним из них оказался Юра, тот самый, что еще пару часов назад «геройствовал» на кладбище, ломая памятники и ограды. Юра, плача, просил отпустить его и говорил, что он вообще на кладбище не был. Стал им угрожать отцом — военным. Я сидел и думал, что из-за этой мрази пострадали все, в том числе и я, а он ревет в истерике, что ни в чем не виноват.
Нас привезли в отделение милиции, развели по разным кабинетам и стали допрашивать. Как выяснилось позже, Юру отпустили сразу, хотя и непонятно почему. Мне повезло, что я был трезв и моим показаниям вроде бы поверили. Написал я объяснение, что на кладбище ночью пошел по личным соображениям навестить могилу своего деда, а на вопрос, с кем ходил, ответил, что не знаю, где живут и какие у них фамилии, только знаю, как зовут.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу