Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Прибежав в казарму, мы должны были заправлять кровати, за что я получил несколько раз по лицу из-за неумения ее заправлять. Все уже многое умели в отличие от меня, так как я уже описывал, что призван был последним и не проходил курс молодого бойца. Приходилось всему учиться по ходу и смотреть на других. В первый раз мне один курсант помог застелить кровать. Полосы у одеяла, которые должны быть ровно застелены, у меня получались криво.

После завтрака меня наконец отвели в санчасть, обратив на меня внимание, что мне плохо и я сейчас упаду. Сержанту медсестра сделала замечание, что до какой степени меня надо было довести, заставлять бегать на зарядке при температуре сорок. Это была рекордная температура за всю мою жизнь, и без разговоров меня положили в санчасть.

В палате лежало три человека, и я оказался четвертым. Я сразу лег в койку, и медсестра приказала меня не поднимать ни на какие уборки старшим. Даже не знаю, сколько я проспал, но проснулся я от трех стуков за стеной. Естественно, я даже не понял, кому эти стуки предназначались. Через короткое время были уже удары в стену. В палате я находился один в это время. Уже через несколько секунд в палату вошел разъяренный сержант, хватая меня за одежду и сбрасывая меня с кровати. Он орал: «Ты душараб…, тебе чего не подрывается, — лежачего добивая ногами. — Я тебе устрою райскую жизнь здесь. Ты чего на меня х… забил?» — поднимая меня одной рукой, а другой со всего размаху по моему лицу прошелся ладонью. Я, отлетев на другую кровать, дрожащим голосом отвечаю: «Я… Я, да я просто не знал, и мне никто не объяснил. Я только сегодня сюда прибыл и не знаю ваших законов. Вы мне объясните, и я все буду выполнять». Тут зашел старший палаты, он, как потом выяснилось, был слоном — это отслужившие полгода. Сержант, избив и его, злой ушел к себе в палату. Старший моей палаты, отойдя от шока, стал мне объяснять, что в палате вас, духов, трое, и один молодой после ударов в стену должен быстро подорваться с кровати и бежать в сержантскую палату.

Времени прошло немного, когда послышались опять стуки. Я встал с кровати и пошел в сержантскую палату. Зайдя к нему, я уже получил другую порцию ударов за то, что не постучался и времени прошло от стука в стену до моего прихода секунд двадцать. «Ты, душара, ты на меня опять х… положил, — ударив меня стопой ноги в грудь, и я распластался по двери, съезжая вниз. — Если еще раз ты на меня забьешь, то будешь вешаться, а сейчас взял тряпку и у меня на столе прибрался». Убравшись на его столе, где он жрал, я, уткнувшись в свою подушку, всхлипывал от жалости к себе. Мне было очень обидно, что я оказывался без вины виноватый.

Через какое-то время кто-то прокричал: «Всем на уколы!» Я, поднявшись и отстояв очередь, получил в задницу больной укол, после выпил таблеток и пошел обратно в палату.

После уколов появились еще два духа, которые были на уборке помещения. Опять стук в стену, и через пять секунд один уже был в палате сержанта, выполняя его приказания. Мы договорились, что бегать будем по очереди. Очень напрягало, что этому сержанту каждые-десять пятнадцать минут что-то было нужно. Покой от него был только тогда, когда он спал, и спали спокойно мы.

Начинался в санчасти обед. У меня появился аппетит. После одного укола и выпитых таблеток мне стало лучше.

Вечером после ужина, уколов и вечерней поверки начиналось шоу. К сержанту пришли из роты его друзья, и они распивали водку. Стуки были через каждые пять минут, и каждый третий раз я прибегал быстро в сержантскую палату, выполняя их требование. За один заход я получал по несколько ударов в разные свои места на теле. За несвоевременный ответ или за неправильное выполнение команды издевались сержанты над нами как могли. За стеной было все слышно, кому и за что досталось. Не в мою очередь духа отправили стирать носки, и я перекрестился, что доля выпала не мне, так как стирать пришлось бы отказаться, и неизвестно, что пьяные сержанты со мной сделали. Другой дух носки постирал и остался целым на некоторое время.

Вся ночь прошла у меня бессонная. Ударов в стену уже не было, и сержант храпел. Но от ожидания этих ударов в стену было страшно и не спалось. Тело у меня итак ломило от температуры, и получать удары в несколько раз было больнее, чем здоровому человеку. Всю эту ночь я обдумывал, как служить дальше. Однозначно, что при первой возможности я планировал выписаться из санчасти. Вспомнил я про своего брата, который уже отслужил свои два года, а я у него расспрашивал про службу. Как-то я у него спросил глупый вопрос, сколько ему доставалось по лицу за всю службу. Драться ему приходилось там часто, но он на этот вопрос мне сразу не смог ответить. Тогда я ответил за него: «Ну, раз пятьдесят получал?» Брат немного подумал и сказал, что примерно так. Я тогда думал, что ничего себе, столько вытерпеть, не армия, а полный беспредел, и хуже него я уж не должен был попасть. Он служил тоже не сладко, охраняя зоны, где третья часть из которых были дагестанцы, которым надо отдать должное, что они толпой становятся непобедимы. Друг за друга дерутся до последнего и в конечном итоге устанавливают свои, как правило, неуставные порядки. Наш же русский народ каждый сам за себя. За первый день в санчасти я уже успел отхватить раз сорок по лицу кулаком и несчитанное количество ударов ногами. Перечитываю сейчас эти строки пятилетней давности, и думаю — вот я сказочник, сорок раз по лицу, надо написать поменьше, чтобы поверили. Но начинаю вспоминать это время и понимаю, что я написал по минимуму, так как били чуть ли не каждую минуту. Сержанты били по уму и без видимых синяков, или в челюсть, или в заднюю часть головы, где за волосами синяков не было видно. Тело с головой все болело и ныло. Я себя настраивал на лучшее, что санчасть — это больше исключение, чем правило, и чем быстрее я отсюда выпишусь, тем будет лучше для меня.