Клэр Пули - Правдивая история [litres]

Он услышал, как врубился генератор «Удачливой мамы», и уловил еле заметный запах бензина, а также обрывки разговора Энди и Барбары (как полагал Хазард, измененные на западный манер их тайские имена), занятых приготовлением вечерней трапезы.

Уже двадцать три дня Хазард не прикасался к спиртному или наркоте. Он был в этом уверен, поскольку делал зарубки на деревянной раме кровати, словно он не турист, находящийся в одном из красивейших уголков земли, а заключенный Алькатраса. В то утро он насчитал четыре группы по пять зарубок и еще три. Это были долгие дни, перемежавшиеся волнами головной боли, потливости и дрожи, и ночи с невероятно яркими сновидениями, в которых он переживал самые дикие свои желания. Только прошлой ночью ему приснилось, что он вдыхает дорожку кокаина с упругого, загорелого живота Барбары. За завтраком он не осмеливался взглянуть на нее.

Тем не менее Хазарду становилось лучше, по крайней мере физически. Туман в голове и усталость понемногу отступали, но на смену им пришла буря эмоций . Это досадное чувство вины и сожаления, эти страх, скука и ужас, которые он всегда прогонял стопкой водки или дорожкой кокса. Его преследовали воспоминания о секретах, выболтанных ради хорошего анекдота, о подружках, преданных ради перепихона в туалетной кабинке ночного клуба, о провальных сделках, заключенных на волне химического ощущения неуязвимости. И странно, что в процессе этого жуткого самоанализа он часто ловил себя на мыслях об историях из той зеленой тетради. Ему представлялось, как Мэри пытается игнорировать натурщиц Джулиана, как Джулиан посреди ночи кромсает свои полотна, как Таня лежит распластавшись на тротуаре, а Моника приносит клиентам кексы, мечтая о любви.

Перед поездкой Хазард зашел в кафе Моники, чтобы вернуть тетрадь, и, к своему ужасу, обнаружил, что Моника – та самая женщина, с которой он столкнулся в тот вечер, накануне увольнения со службы, когда решил покончить со своей прежней жизнью. Он быстро ушел, пока она его не заметила. Итак, тетрадь по-прежнему оставалась у него, и чем дольше, тем сильнее ее тайны застревали у него в мозгу, и от них было не избавиться. Ему интересно было узнать, удалось ли Монике уговорить Джулиана проводить у нее мастер-классы по живописи и какой парень может сделать ее счастливой.

В семь часов вечера по берегу разносился звон колокольчика. Время ужина. «Удачливая мама» предлагала лишь одно вечернее блюдо. Это было единственное кафе в пешей доступности, так что выбирать не приходилось. После многих лет, когда надо было выбирать из бесчисленных вариантов, принимать решение на каждом подуровне – чай или кофе? капучино, американо, латте? обычное молоко, обезжиренное или соевое? – Хазард находил отсутствие опций удивительно приятным.

В кафе, открытом с одной стороны, с деревянным полом и соломенной крышей, стоял один большой стол, занимавший всю его длину. Вокруг него были расставлены несколько столов поменьше, но новые посетители довольно быстро усваивали, что принято присоединяться к группе за общим столом, если только вам не хотелось ловить на себе подозрительные взгляды прочих туристов: а может быть, вам есть что скрывать?

Пока Хазард смотрел на туристов, шедших к «Удачливой маме», у него возникла идея. Многие из тех, кого он здесь встречал, были из Лондона или планировали его посетить. Он мог бы разузнать о каждом из них и подыскать для Моники бойфренда. В конце концов, он порядочно о ней знает. Больше, чем когда-либо удосуживался узнать о своих подружках. Он мог бы стать для нее своего рода доброй феей, тайной свахой. Это было бы забавно. Или, по крайней мере, было бы чем заняться.

Хазард уселся и, испытывая прилив энергии из-за своей новой миссии, стал исподтишка разглядывать других гостей. Насколько он мог судить, он занимал где-то четвертое место по длительности пребывания на острове. Большинство туристов останавливались здесь дней на пять или около того.

Нил, сосед Хазарда, живший в бунгало № 9, находился здесь дольше всех. Почти год. Когда-то он придумал нечто вроде приложения, которое продал крупной технологической компании, и с тех пор занимается тем, что потворствует своему внутреннему хиппи. Он пытался научить Хазарда медитации, вероятно уловив его внутреннее смятение, но Хазарду никак не удавалось отрешиться от мыслей о ступнях Нила, покрытых пожелтевшей, омертвевшей кожей, и о толстых, ороговевших, как копыта, ногтях. Этот факт выводил Нила из новой игры Хазарда. Какой бы безнадежной ни была Моника, эти ноги не прокатят. Моника сразу поразила Хазарда своей приверженностью личной гигиене.