Паскаль Роз - Охотник Зеро

Хотя меня сложно было назвать общительной и душой компании, очень скоро многие стали искать моей дружбы, во-первых, благодаря моим познаниям в математике, ну и потому, что у меня чуть ли не у единственной на курсе была своя отдельная квартира. Мои двери были открыты для всех, а слухи о таких вещах распространяются быстрее молнии. Частенько за ужином у меня собиралось около десятка сокурсников, каждый из которых вносил свою долю в общий котел. Они вели себя точь-в-точь, как я представляла себе мужчин в своих мечтах: они болтали, курили, шутили до упаду. Я же просто пожирала их глазами. У меня сжималось горло от надежды, надежды стать среди них своей, раствориться в гуще их безудержного потока, который унесет меня в их беззаботный мир. Но, разумеется, то были бесплодные надежды. Цурукава вовсе не собирался оставлять меня в покое. Вот и теперь он кружит у нас над головой, тихо стрекочет мотор истребителя, монотонно гудят его винты. Я улыбаюсь. Никто, кроме меня, ничего не замечает. Моя рука в кармане судорожно сжимает упаковку с затычками для ушей. Я стою на кухне и мою со своими приятелями посуду. У меня всегда будет время добежать до спальни-убежища, чтобы укрыться там в случае его атаки. Я бросаю осторожный взгляд на часы, разрываемая между порывом поскорее выпроводить всех за дверь и желанием, чтобы один из них остался бы у меня на ночь под предлогом, что уже слишком поздно добираться домой. Я вовсе не хотела спать с ними. Даже мысли такой не появлялось в голове. Однако сознание, что кто-то сопит у меня за стенкой на диванчике, дало бы больше покоя моей душе и подольше оттянуло бы момент, когда мне вновь придется затыкать себе уши ватой. Мне казалось, что если они будут спать в гостиной этой ночью, то и Цурукава останется на ночевку в своем военном лагере. В моем воображении тянулась бесконечная цепь железных кроватей, на которых неподвижно лежали похожие, как близнецы, японские летчики. Я тоже замерла, вытянувшись на своей кровати. Их самолеты беззвучно дремали в своих ангарах. Спокойное, тихое сопение моих приятелей-студентов, казалось, несло покой и миролюбие, гася все вооруженные конфликты на нашей планете. И, пожалуй, моя стратегия сработала: в такие ночи охотник никогда не совершал боевых вылетов.

Это случилось на одной из лекций, когда с друзьями я слушала профессора и параллельно объясняла им одно сложное доказательство теоремы: первая волна накатившегося желания. Я поняла, что страстно хочу оказаться в объятиях одного из сидевших рядом со мной будущих математиков. Но как это сделать? Как сделать первый шаг? Я ждала, когда кто-нибудь из них заметит мое волнение. Я пустила в ход одну из немногих известных мне женских хитростей: я то крутилась на месте, оживленно мотая головой направо и налево, то замирала, как холодная статуя. Думаю, один из них все же догадался. Он жил недалеко от моего дома, и мы часто возвращались из университета вместе. Обычно мы расставались на улице Фобур-дю-Тампль. Но в тот вечер, когда бурлящая толпа уже заполонила тротуары, вместо обычного «Пока!» он резко прижал меня к себе. Мы так и приклеились друг к другу вместе со своими портфелями. Текли секунды, а мы стояли, рассекая надвое людской поток. Он сжимал меня изо всех сил, словно хотел задушить, а я с облегчением почувствовала, как теплая волна растекается по всему моему телу. Да, инстинкт не подвел меня. Однако дальнейшие события мой инстинкт не предвидел: молодой человек захотел поцеловать меня. Я вздрогнула, как ужаленная, отчаянно замахав руками, а он сконфузился, покраснел и, пробормотав извинения, выпустил меня из своих объятий. Никогда я не думала, что после того, как парень крепко обнял тебя, с тобой начнут еще что-то делать. О сексе я ничего не знала, ну, читала разве что парочку статей в энциклопедическом словаре. Я не раз видела, как мама целуется с мужчинами. И ничего, кроме отвращения, это не могло добавить к моему сексуальному воспитанию. Короче, пока я не встретила Брюно, я так ни разу ни с кем и не поцеловалась. Мужчины могли быть рядом со мной, прижимать меня к себе, иногда даже очень крепко. Но чтобы пойти дальше, то есть в меня, об этом не могло быть и речи.

Теперь-то мне известно, что можно заниматься любовью, обходясь без всяких объятий.

Было еще одно, объективное объяснение моих страхов перед поцелуями. Мои зубы. Из-за этого чертова гула в ушах я не могла решиться на посещение стоматологического кабинета. Сидеть с запрокинутым назад лицом, освещаемая мощными лампами, с постоянном открытым ртом в кресле, которое, кажется, не стоит на полу, а зависает, покачиваясь, в воздухе, позволить незнакомому мужчине лезть своими лапами к тебе в рот, выносить скрежетание зубного бора, ощущая его нёбом, словно третьим ухом, чувствовать, как вибрации отдаются в твоей черепной коробке, не смея двинуться с места, потому что бор может соскочить и поранить тебе десну: нет, я не могла выдержать этих ужасных пыток. И когда у меня болели зубы, я лишь глотала аспирин или антибиотики. Общаясь с людьми, я говорила со сжатыми губами, машинально прикрывая рот ладонью. В сущности, у меня было, думаю, красивое лицо, светло-серые глаза, как у мамочки, в окружении длинных ресниц, прекрасно очерченный рот, чувственные, пухленькие, возможно, даже слишком губы. Но стоило мне открыть рот шире, как перед глазами открывался неровный ряд отвратительно-желтых зубов. Бабуля была очень озабочена моими волосами, но совсем не замечала, какими кривыми растут мои зубы. Когда в первый раз Брюно поцеловал меня, я разревелась. Я навсегда вбила себе в голову, что противна мужчинам, что мой рот и всё, что скрыто во мне, внушает им отвращение.