Даниэль Сальнав - Сибирь

…Естественно, в 4 часа утра с висящей на плече сумкой я думаю совсем о другом… Мне бы хотелось еще немного поспать (это предусмотрено), а до этого взглянуть на большой памятник Ленину, громадная голова которого уже видна над ровным рядом деревьев. Этот не совсем подходящий момент, чтобы задерживаться на национальном вопросе, к нему можно будет вернуться после возвращения. Что я делаю, так это вспоминаю работу Сталина «Марксизм и национальный вопрос», статья 1913 года, которая ранее за ее глубину и ясность высоко ценилась в определенных кругах (я говорю о Коммунистической партии). О ней вспомнили во время войны в Югославии. Об этой статье очень высоко высказался Троцкий: «Это безо всякого сомнения самая важная теоретическая работа Сталина, а точнее, его единственная работа». Во время Октябрьской революции член Политбюро Сталин был назначен народным комиссаром по национальному вопросу. Тогда он разделял точку зрения Ленина: «Самоопределение и равенство между народами». В своей борьбе за свержение царизма новая власть не могла обойтись без поддержки угнетенных народов. Но когда в январе 1922 года он становится генеральным секретарем ЦК партии, несмотря на формально провозглашенное равенство между республиками, Сталин выступает за доминирование русских в новом федеративном государстве. Это его первая серьезная конфронтация с Лениным. «Нации, — говорит он, — это устойчивые исторически сформировавшиеся сообщества людей, объединенных языком, территорией, экономической жизнью и психологическим характером, проявляемым в общей культуре». Но они должны оставаться в подчинении русскому языку, русской культуре, русской власти.

С этим обзором идей Сталина — я, должно быть, единственная, кто сегодня этим занимается, — я без сомнения несколько задерживаю рассказ о нашем прибытии в Улан-Удэ. Но я предупреждала: кто это читает, тот читает рассказ о двух путешествиях, а не об одном.

И должен согласиться на путешествия во времени не только до эпохи Ленина — Сталина или первых казацких острогов (больше нет необходимости переводить эти уже знакомые читателю слова), но и до времен самого Чингисхана. Иначе какой смысл бродить по улицам города, по дорогам страны, о которых ты ничего не знаешь? Оказаться в Бурятии — это что-то выходящее за прохладный и вежливый комментарий об этой пустынной одинокой планете. Это значит обнаружить следы древней степной империи и увидеть, как писалась страница русского покорения Сибири… Мирная смесь местных народностей шаманского культа и монгольских кочевников-буддистов тибетского толка, буряты в XII веке почти на столетие попадают под монгольское владычество. Чингисхан ставит их под свои знамена, как говорят исторические книги, вместе с другими монгольскими племенами Байкала и Забайкалья. После его падения бурятские князья решают перейти под опеку Российской империи и становятся офицерами ее армии. Четыре века спустя Россия входит на эти отдаленные земли; в 1647 году в верховьях Ангары строится небольшая крепость, в 1648-м еще одна в Баргузине и на Селенге. В 1666 году отряд казаков ставит заимку на слиянии Уды и Селенги. Этапы развития, как в исторической классике: сначала центр сбора податей (ясак), которыми были обложены местные народы, — этим же словом назывался налог, установленный Чингисханом в начале XIII века, — затем казацкий военный опорный пункт, затем промежуточная база российского продвижения на восток. Зависимость и покорность Бурятии продолжается…

Естественно, в советские времена положение постепенно ухудшается тремя сталинскими перегибами: коллективизация, перевод на оседлый образ жизни, чистки. Следствие сталинской эпохи — слово «монгол» — отменено. Сегодня, через двадцать лет после падения СССР, являются ли буряты более бурятами, чем русскими, или наоборот? Есть ли у них право на свое вероисповедание (их у них два), свой язык, свои традиции?

Я об этом еще не имею понятия тогда, ранним июньским утром 2010 года, прибыв на вокзал в Улан-Удэ. Но, однако, довольно. Спать. По дороге к гостинице, которая находилась как раз напротив, за нами пристально следила «огромная голова Ленина» восьмиметровой высоты на постаменте, поднимающем ее еще вдвое выше. Поскольку еще только 4 часа 30 минут утра, я быстро беру свой ключ, поднимаюсь в комнату, закрываю шторы и засыпаю на несколько часов. Однако, проснувшись, я не выдерживаю и устремляюсь к окну. Так ли она впечатляет, как на фотографиях? Да. И более того. Даже на фотографиях, круглая и массивная, возвышающаяся над всеми деревьями и даже над соседними зданиями, она могла бы напугать кого угодно… Но по правде, как говорят дети, все гораздо хуже. Я хочу сказать, что всегда испытывала какой-то священный ужас, самую настоящую панику при виде гигантских статуй, а тем более фрагментов. Такое со мной было в один из первых приездов в Рим возле дворца консерваторов: перед гигантской рукой и ногой Константина, в общем, довольно безобидными, я вынуждена была уйти.