Мария Метлицкая - Стоянка поезда всего минута

– Боже, как теперь жить? – застонала она. – И самое главное – надо ли? Зачем? Зачем жить, если без него?

Юля лежала и смотрела в потолок. По потолку, сто лет не беленному, облезлому, в трещинах и лохмотьях, медленно плыли тени от проезжавших машин: узкие полоски желтоватого света, мелькнули – и нет. Совсем как у Пети: была любовь – и все, кончилась.

Она не шевелилась, и ей казалось, что у нее отнялись ноги и руки, она их не чувствовала. Попробовала пошевелить пальцами – нет, живые, значит, ее не парализовало. Внутри было пусто, как будто из нее выкачали весь воздух и вынули все внутренности. Пусто и легко. Только она неживая, она кукла, пластмассовая кукла, пустая внутри.

Скоро забрезжил слабый, размытый, молочный рассвет. Комната, заставленная чужой мебелью, показалась враждебной: и кресло в углу, и колченогий журнальный столик, и шкаф. Они окружали ее и наступали на нее, комната, где еще вчера она была счастлива и Петя был рядом, здесь, на этой скрипучей кровати, на этой подушке в желтой наволочке, на этой простыне, в десяти сантиметрах от нее, только протяни руку. Еще вчера она слышала его запах, подолгу рассматривала его лицо, осторожно проводила пальцем по похудевшим, резко очерченным скулам, по крепко сжатому, красивому рту, по широким, почти сросшимся бровям. И каждую минуту, каждую секунду думала о том, как она любит его и как он прекрасен.

Как быстро, почти мгновенно может измениться вся жизнь! Буквально в одну минуту. Сложенный пополам листок в клетку из школьной тетради – и все, тебя нет, ты умерла. Умерла, кончилась из-за двух десятков слов, правдивых и жестоких.

Еще вчера она была самой счастливой. А сегодня вместо нее, молодой, красивой, жаркой и нежной, на этой же кровати лежит бесполезная, мертвая, выброшенная, распотрошенная кукла. Кукла по имени Юля. Вот и все, что осталось от нее, – имя. Ее по-прежнему зовут Юля, Юлия.

Только ее больше нет.

Она глянула на часы – половина седьмого. Стала лихорадочно вспоминать, были ли у нее дела на сегодня. В голову ничего не приходило. Что может прийти в голову мертвецу? Да и какие у мертвых дела? Мертвые свободны от дел.

«Почему я не плачу? – удивилась она. – А, кажется, это называется травматический шок, когда человек до конца не осознает, что с ним случилось. Но я же осознаю? Я же чувствую, что меня нет! Тогда почему я не плачу?» Она с трудом перевернулась на живот, уткнулась в подушку, и ее словно прорвало. От подушки шел легкий, почти незаметный Петин запах: кожи, пота, волос, одеколона, который она ему подарила – какая-то польская трехкопеечная ерунда, а ей нравилось. Он делал все, что ей нравилось, даже пользовался одеколоном, хотя и недовольно кривился: он это не любил.

На уголке подушки лежал волос – толстый, жесткий, волнистый. Его волос. Юля завыла. Нет! Так не бывает! Он не мог! Он не мог так с ней поступить. Он, ее Петька! Самый хороший и самый преданный, самый нежный и самый честный!

Вот-вот, самый честный. Именно поэтому он и признался. Ложь была отвратительна. Он физически не мог врать – его начинало тошнить. Правдивый Петя: разлюбил и сразу открылся, чтобы было легче. Он думал о себе, не о ней – как легче ему. Он высказался, открылся и наверняка с облегчением выдохнул – старая страница перевернута, открыта новая. Юля теперь для него перевернутая страница, прошлое, которое нужно забыть.

Теперь у всех новая жизнь. У него и у Иры Сомовой, его первой школьной любви. Новая и счастливая. У нее тоже новая. Только не жизнь, а смерть.

Отревевшись, она села на кровати. Отшвырнула его подушку: «Да пошел ты! Это я все придумала. И тебя я придумала. Придумала и сама в тебя поверила. Выходит, мама была права! А ты, Петя, оказался банальным бабником, дешевкой, побежавшим за чем-то свежим. Ах, вас посетила неземная любовь? Не верю, прости. Со мной у тебя уже была неземная – на всю жизнь, в горе и в радости. Я не идиотка, Петя! И девочка начитанная. И так, как было у нас, вряд ли могло так быстро и просто закончиться. Выходит, я все напридумывала. Ну и черт с тобой, Петя. И черт с твоей первой любовью. Ах, мы встретились и все осознали! Мы друг без друга не можем, первая любовь, знаете ли. Да пошли вы оба, и ты, и она, эта Ира!

Думаешь, я брошусь с моста? Не дождетесь. А хорошо бы – ты бы, совестливый Петя, долго мучился! Или я ошибаюсь? Раз ты смог так поступить, то вряд ли ты бы страдал от чувства вины. Но проверять мы не будем. Я встану. Увидишь, я поднимусь! Нет, ты не увидишь. Ну и отлично. Я поднимусь, чего бы мне это ни стоило! Потому что подыхать из-за такого дерьма, как ты, Петя, неприлично и стыдно, вот так».