Мария Метлицкая - Стоянка поезда всего минута

Ну и славненько, ну и отлично. Помирились, и хорошо! К тому же Юлька не сомневалась – он оценил ее благородный поступок.

Лелька пребывала в тоске: она влюбилась, причем ее избранник, оператор с киностудии документальных фильмов, был вовсе не образец добродетели.

– Я на приличных не западаю, потому что извращенка, – жаловалась бледная и похудевшая подруга.

С виду мужичок богемный: козлиная бородка, жидкие длинные волосики, ленноновские очочки, бесцветные, маленькие глазки. Джинсы свисают с тощей задницы. В общем, не герой, что говорить. К тому же женатый и большой любитель выпить.

Как всегда, Лелька искала приключений, уверенно считая, что нормальный, симпатичный и денежный ей не по судьбе. Ее планида страдать, вытаскивать, утешать, вытирать сопли, быть вечной жилеткой и разгребать за возлюбленным кучи дерьма, чем она рьяно и занялась. Потихоньку таскала в букинистический ценные дедовы фолианты, продавала столовое серебро, бабкины чернобурки и золото – словом, не сидела без дела.

Оператор по имени Ролик – в паспорте, как насмешка, гордое Роланд – брал подаяния со скупыми мужскими слезами и истеричными выкриками, что он ее недостоин. Но не отказывался.

Лелька была счастлива и несчастна одновременно.

– В любви так всегда, – утверждала она. – По-другому и не бывает.

– Чушь! – бесилась Юля. – Еще как бывает! И Ролик твой, Шмолик, – говно и халявщик! Бросай его побыстрее, иначе останешься нищей.

Через восемь месяцев Ролик-Шмолик слился сам, как только узнал, что Лелька беременна. Исчез, как испарился, – ни слуху ни духу. С работы уволился, с квартиры съехал. В Мосгорсправке сказали, что Роланд Казначеев выписался из Москвы. «А вот куда, девушка, нам неизвестно».

– Он погиб! – рыдала несчастная Лелька. – Покончил с собой. Или она его отравила, его жена! Отравила и выписала из квартиры. Был человек – и нет!

– Ага, убила и закопала, но надпись не написала! – зло усмехалась Юля. – Ты как себе это представляешь? Отравила, расчленила и закопала в лесу? Все, кончай разводить сопли. Давай решать, что нам делать! Ищем врача?

– Какого врача? – Бедная Лелька, казалось, потеряла остатки разума. – Зачем нам врач?

– Не нам – тебе. – Юля решила быть твердой. – Чтобы сделать аборт. Рожать от алкаша – это преступление.

Лелька сузила и без того узкие глаза.

– Да пошла ты! Хороша подруга! Все, уходи, я в тебе не нуждаюсь!

Юля бросилась к ней и крепко сжала в объятиях.

– Лелька, родная! Ну прости ради бога. Конечно, рожай! Ты моя умница! Ребеночек будет, такое счастье! Не сердись на меня, бога ради! Я просто боюсь за тебя… За вас с малышом. Ты же без помощи. Нет, я, разумеется, помогу всем, чем смогу.

– Все, Юль, забыли, – всхлипнула Лелька. – Будет как будет. А потом, может, и Ролик объявится. А тут мы, я и ребенок!

Ролик! Господи! Да надо бога молить, чтобы этот урод никогда больше не появлялся на горизонте, трус и алкаш, ничтожество и мерзавец, альфонс. Но все это, конечно, Юля вслух не сказала. Попробуй скажи этой дурочке – загрызет. Любовь зла, как известно.

Долго пили на кухне чай. Лелька то плакала, то смеялась, шмыгала носом, вытирала ладонью узкие опухшие глаза, рыдала и снова смеялась и плакала.

И вдруг посерьезнев, сказала:

– Юлька, ну ты ж понимаешь… Шансы выйти за принца нулевые. Вообще выйти замуж, какой уж там принц! И красота моя неземная, и руки-крюки, и лень бесконечная – ты и сама все это знаешь. Мне за собой лень чашку помыть и яичницу сделать. Какой уж тут муж! Кто меня будет такую терпеть? Вот и выходит: не рожу – буду всю жизнь одна куковать. Дед помрет, папашка за границей, у матери бурная личная жизнь – кому я нужна? А так будет ребенок – мой, личный, собственный! Ну что, я права?

– Права, конечно… Но Лелька! Ребенок это даже не муж – муж может и сам себя обслужить, если захочет. А маленький – ему же все надо: и выкупать, и покормить, и погулять, и спать уложить! И из дома не смоешься – оставить не с кем! А ты только что про себя – яичницу неохота пожарить.

Лелька повеселела.

– К нему это не относится! Думаешь, я не понимаю, что такое ребенок? Да для него я готова на все! Горы сверну, ты мне не веришь?

– Верю. – Юля с трудом выдавила улыбку. – Материнская любовь – это вообще, говорят, чудо! Конечно, верю! Так все и будет! Только на Шмолика ты не рассчитывай. Не на кого рассчитывать, Лель! И еще деньги – ребенку многое надо. Где их взять, а?

– Ну пока жив дед, ты ж понимаешь, не пропадем! А потом… Потом как-нибудь…