Аманда Ходжкинсон - Место встреч и расставаний [сборник litres]

– Бабушка называла его даром, – произнесла Сьюзен. – Твоего папу, в смысле. Ей было пятьдесят, когда он родился. – Она выпустила колечко из дыма. – Даже представить себе страшно, чтобы рожать в таком возрасте. Дедушка был на десять лет старше ее. Он умер, когда твоему папе было двенадцать. Я в тот год родилась. Все называли твоего папу «чудо-ребенком». Последним яблоком со старого дерева. Кто знает, что подумал мой бедный папочка, когда появился твой златовласый отец.

Бабуля говорила мне, что дядя Роджер был в восторге от своего младшего брата. Что он пылинки с братика сдувал. Насколько мой дядя был сдержанным, настолько папа – общительным. Насколько дядя был строг со своей семьей, настолько папа – беззаботен. Я слышала, как работники на ферме говорили, что дядя Джордж винил Кларки в несчастном случае с папой.

– Бедный Кларки, – сказала Сьюзен, помрачнев. – В смерти твоего папы он не был виноват.

Я продолжала собирать мозаику. Я любила говорить о папе, но я никогда не упоминала о том, как он умер. Меня и так мучили кошмары, а когда я думала об этом, становилось еще хуже.

– Извини, Молли, – проговорила Сьюзен, закрывая окно. Она села возле меня, вставив на место кусочек мозаики. – А почему бы нам не сбежать из дома и не навестить Кларки? Мы бы могли пойти к нему после чая.

– Как Ирен? – спросил Кларки, когда мы постучались к нему в дверь. Он украдкой посмотрел в сторону фермы на потускневшие в сумерках поля и лес, словно надеялся, что сможет ее там увидеть. Я сказала ему, что мама, по-моему, превращается в камень. Он сказал, что это вовсе не так. Ее сердце было разбито, и это хуже, чем сломать все кости в теле, потому что на травмированное сердце нельзя наложить гипс или бандаж.

На кухне мы получили по стакану молока, и Кларки заговорил со Сьюзен о немецких самолетах. Кларки в то время было двадцать шесть лет, на год меньше, чем было бы моему папе. Он с рождения хромал на одну ногу, из-за чего его не взяли на военную службу. Он говорил, что его нога отпугивает женщин, и именно поэтому он до сих пор ходил в холостяках. Я не понимала, почему это могло кого-то отпугнуть. Он был просто замечательный. Он великолепно шутил и валял дурака. Он любил кататься на велосипеде с горы, скрестив руки на груди. Только когда он глубоко задумывался, его рот расслаблялся и раскрывался, придавая ему огорченный вид. «Все, что нужно Кларки, это жена, – услышала однажды я, как мама говорит Сьюзен. – Ему нужен человек, который заботился бы о нем. Он романтик, в этом-то и проблема». Я тогда подумала, как бы было чудесно, если бы он жил с нами. Я подумала, что моей маме нужно было выйти за Кларки замуж.

– Ты должна приглядывать за ней, – сказал мне Кларки, провожая нас затемно домой тем же вечером. – Нужно, чтобы ты была сильной ради нее. Ты должна приглядывать за Ирен.

Я помню, как я, семилетняя девочка, положила руку себе на грудь и ощутила биение своего сердца. Оно стучало часто, болезненно. Никто никогда не спросил, а не разбилось ли у меня сердце после смерти папы. Мне просто сказали приглядывать за мамой.

К тому моменту, как миссис Льюис и мама вернулись с поисков приличного чая, ни Джек, ни Джимми так и не появились, а я просидела, замечтавшись и едва замечая шум толпы вокруг меня.

– Каких тут только магазинов нет, – произнесла миссис Льюис. Она сопела от изнурительной ходьбы. – Ты не представляешь, какие у них тут кафе, Молли. Свежие фрукты в больших корзинах. И сырный магазин тоже есть. У них там даже «Стилтон» [73] Сорт английского сыра. продается. А еще есть устричный бар, хотя в моем положении с моллюсками лучше дел не иметь. А вот приличного чая не нашли, хоть официант и был ужасно мил, да, Ирен?

– Да, – согласилась мама. – Джека не видела? – Я покачала головой, и она протянула мне коричневый бумажный пакет. – Я купила тебе кренделей. Так что можешь сказать Джеку, что ты их уже попробовала.

Я поблагодарила ее и отвернулась. Как я могла принять ее доброту, когда сама собиралась прятаться от Джека?

– Мы подумали, что вы обе могли посидеть в зале ожидания, – сказала мама, поднимая наш чемодан. – Бетти сможет немного отдохнуть. А я тут побуду.

– Нет, – торопливо проговорила я. – Я могу тут остаться. А вы идите и посидите. Я покараулю Джека.

Мама улыбнулась и сказала, что я очень хорошая девочка. Джек будет мной гордиться.

Я хотела сказать ей, что люблю ее и не хочу ей навредить. Чтобы позже, когда я стану объяснять, как так получилось, что Джек вообще не появился, она не подумает обо мне плохо.