Аманда Ходжкинсон - Место встреч и расставаний [сборник litres]

– Нет! – Я говорю это громче, чем собиралась, и пара напротив нас оглядывается. Мгновение они смотрят на меня, а затем снова поворачиваются друг к другу. – Нет. Нам не о чем говорить.

– Пожалуйста. Вы не понимаете.

Я не знаю, что это может означать. Я лишь понимаю, что, судя по часам, у меня осталось всего полчаса до его приезда. Я поднимаю глаза к потолку, к кирпичной арке – этот камень давит на меня всем своим весом. Мне нужно убираться отсюда.

– Пойдем, Тимми.

Я тороплюсь поскорее натянуть на него пальто и нечаянно сбиваю локтем его блюдо на пол, где оно разлетается на мелкие куски. Я готова упасть на пол и разрыдаться.

– Сиди тут, – дрожащим голосом говорю я Тимми, усаживая его обратно на стул, чтобы он не поранился.

Тут же появляется официантка с полотенцем в руках.

– Простите, – бормочу я.

– Не беспокойтесь по этому поводу, – говорит она.

Я присаживаюсь на корточки рядом с ней и аккуратно собираю осколки. Помощник официанта сметает остатки в грязный совок и исчезает.

– Я все оплачу, – говорю я официантке, взбираясь на свой стул.

– Мисс, – говорит эта назойливая, как муха, женщина. У меня желание отмахнуться от нее, но, взглянув ей в глаза, я внезапно задаюсь вопросом: а не являюсь ли я ее отражением? Не увидела ли она во мне себя? Кажется, что ее трясет так же, как и меня.

– Лоррейн была похожа на вас, – произносит она. – Высокая, темноволосая, милая, как летний денек, а в глазах плясали чертики. По крайней мере, до замужества с Гарри. Моя полная жизни девочка вдруг стала молчаливой. Замкнутой. Она раздражалась и срывалась на меня. У нее стали появляться секреты. Она приходила на воскресные обеды со странными синяками и с еще более странными историями о том, как они у нее появились. А потом она перестала приходить. Наверное, устала постоянно их прятать.

Мне снова хочется сбежать от этой женщины, от этой незнакомки. Но любопытство по поводу ее дочери удерживает меня. Я чувствую, что ее история закончится плохо, и в качестве своеобразного самобичевания я должна услышать ее всю.

– Гарри был в армии майором, – продолжает она. – Он работал под руководством моего мужа и был гордостью нашего города: самый умный ученик в классе, самый красивый мужчина. Гарри раньше даже мне приносил цветы и навещал, когда никого не было дома. Он расспрашивал меня о моей вышивке и о церковном кружке шитья с, казалось бы, искренним интересом. Я и представить себе не могла, что он за чудовище.

Она словно бы рассказывает мне мою собственную историю, и слушать ее очень больно. Я готовила себя последние несколько месяцев, зная, что он в конце концов вернется домой; ненавидя себя за свои мечты о том, что он все же не вернется; перечитывая его обещания в письмах; молясь, чтобы он стал другим, чтобы моя любовь к нему изменила его. Я не хочу слушать продолжение истории этой женщины, но официантка никак не несет счет. Я кладу руки на колени и сжимаю их.

– Однажды вечером Лоррейн высадили возле моего дома из машины, которую я не узнала. Она вошла. От нее сильно пахло алкоголем и сигаретами, тушь на ее лице размазалась, а вокруг ее милого голубого глаза багровел шрам. Она была пьяна. Стала кричать о том, как Гарри ударил ее, а ее друг приехал ей помочь, но испугался и высадил у моего дома. Во время этой несвязной речи из моей гостиной вышел Гарри, держа руки в карманах. У него был такой печальный вид, что мое сердце чуть не разорвалось. Глаза Лоррейн чуть не выскочили из орбит, она подалась назад и ударилась головой о стену. «Я же говорил вам, – обратился он ко мне. – Она совершенно потеряла контроль с выпивкой, мама. А с ней и еще один мужчина. Я уверен, что это он с ней сделал, а теперь она обвиняет в этом меня. Я не знаю, что и предпринять». И, знаешь, я ему поверила. – Женщина как будто сжимается в клубок. Она с трудом дышит, и я начинаю волноваться, что она может лишиться чувств. Я тянусь к ее руке, и она хватает мою. – Почему я не посмотрела на его руки? – произносит она, и ее голос взлетает от переполняющих ее эмоций. – Я бы увидела ободранную кожу, набухшие костяшки.

– Вам не нужно мне дальше рассказывать, – говорю я, боясь за ее сердце и за свое. Если бы не люди вокруг, пространство вокруг походило бы больше на исповедальню.

– Она мертва, – произносит она. Во мне все обрывается. В комнате исчезают все звуки, мы остаемся один на один. – Он убил ее через месяц после того вечера. Моя девочка пришла ко мне за помощью, а я встала на его сторону. Она умерла, зная, что я ей не поверила. И пусть он теперь в тюрьме, но уже слишком поздно. Я уже никогда не выйду на свободу из своей собственной тюрьмы.