Андрей Лещинский - Причина смерти

Он находил их в цветах и травах, которые тоже несли на себе знаки, которые тоже можно было научиться читать. Язык был странным, хотя и находившим соответствия в царском варианте шумерского, смысл прочитанного был тёмен, Балих чувствовал, что его знаний не хватает, что одному не осилить, надеялся на будущие поколения, но пока что научился делать практические выводы из прочитанного, питаясь крохами доступной информации. Он научился лечить людей. Письмена, щедро рассеянные по лугам, лесам и болотам, говорили о способах исцеления понятным ему языком, знаки часто менялись на глазах, создавая новые слова и фразы, служившие ответами на его вновь возникавшие и быстро менявшиеся вопросы. Балих жалел, что не добился большего, что от него ускользают знаки, написанные руслами рек, очертаниями озёр и морей, кронами деревьев, облаками и звёздами. Иногда ему казалось, что вот-вот прочтёт, но мысль утыкалась в твёрдую стену, поставленную то ли в его голове, то ли в неимоверной космической дали, и сверкнувшая возможность угасала, уходила, забывалась.

Он хотел сам писать знаки, видные отовсюду, для этого надо было подняться как можно выше над поверхностью земли. Желания Балиха встретили поддержку Гильгамеша, скорая дипломатическая переписка между шумерским и египетским дворами закончилась прибытием трёх инженеров и строительством величайшего сооружения в этой части света — ступенчатой пирамиды, названной зиккуратом.

Для строительства пришлось снести половину Урука, временно разобрать одну из оградительных стен, инженеры потребовали несметное количество рабов, которые от непривычного труда умирали едва ли не быстрее, чем шумерские войска добывали их в Сирии и северных степях. Балиху интересно было бы послушать, какие истории степные кочевники сочиняют о строительстве, о воинских набегах и рабской доле, но до него эти сказки не доходили, работы шли с бешеной скоростью, и, наконец, сооружение было готово.

Зиккурат строился быстро, но ещё быстрее Балих построил себе дом с окнами, выходившими на стройку. Приятно было проводить время в кресле, обвеваемом взмахами опахала, за столом с прохладительными напитками и записывать на белоснежную циновку хронику строительства, свои мысли и гимны мудрости двоюродного брата и лучших богов — Энки и Энлиля. Стройными рядами стояли знаки усовершенствованной Балихом скорописи, в эти знаки привычным, но всё равно непостижимым образом вместилась вся ступенчатая громада зиккурата. Его первая платформа, сложенная из обожжённого кирпича, — на каждом кирпиче было клеймо с именем царя, — протянулась с востока на запад на количество шагов, равное количеству дней в году, с севера на юг на годы жизни, отпущенные Гильгамешу предсказанием Энки, отца Балиха и дяди царя. Никто не смел обдумывать и обсуждать слова бога, Балих не отступил от пути мыслей, но не узнал о ложности пророчества. Высота составляла тринадцать саженей. На ней стояла вторая, поменьше, оставляя по бокам проходы для тринадцати воинов в ряд, затем третья, всего семь платформ из прочного кирпича, общей высотой шестьдесят саженей. Система знаков, принятая в Шумере и приятная Балиху, неотвратимо сопрягала число семь с цветами радуги, окрасив платформы в яркие цвета — красный внизу, фиолетовый на самом верху, у нижнего края волшебного неба. Зиккурат сиял над зеленеющими полями, красными глиняными дорогами и синими струями Евфрата, он сверкал на солнце бликами миллиона плиток цветного стекла, ярчайшими резкими красками, созданными разумом человека, отсутствием полутонов, смешений цветов и неопределённых границ отвергая эстетику созданной Творцом природы, являя себя как неистовый образ радуги, зло насмехающийся над туманной дымкой прообраза.

Каждую сторону четырёхугольного зиккурата строго посредине пересекала широкая белая лестница с каменными перилами, сходами на края платформ, чашами для масла, чей огонь освещал путь избранным в ночное время. Лестницы вели на площадку фиолетовой платформы к небольшому храму, который Гильгамеш посвятил единственному богу, которого уважал и любил — Энлилю. Храм был прямоугольным зданием, оставлявшим на платформе место для игр и ритуалов. Внутрь мог входить только царь, на платформу с ним поднимались званые и избранные из знатнейших родов, обладавшие знаниями, силой и умением говорить с богами. Храм был виден за много часов пути от Урука, он сиял в небе, соревнуясь со светом солнца, потому что был сделан из солнечного металла. Кирпичные стены изнутри и снаружи были облицованы полированными золотыми зеркалами, золотой была крыша, золотыми были двустворчатые тяжёлые, почти всегда открытые двери. Золота в Шумере было много, но все его любили, охотно использовали для украшений и неохотно расставались. Только Гильгамеш, защитник города от враждебного оружия соседей, великий герой, попирающий могучей волей злобу богов, вечная и труднодостижимая надежда страсти всех женщин Урука, мог обратиться к народу с просьбой о сокровищах для красы и славы Энлиля и получить их.