Иожко не успел еще и рта открыть, как рядом с ним уже оказались два бидона.
— Ну, пошевеливайся! Беги к колодцу! — сердито покрикивала на него Мишланка. — Ребенок и тот, как посмотрит на тебя, слезами заливается. Проваливай отсюда, чтоб духу твоего тут не было!
— Иду, иду! — буркнул Иожко. — Я без дела не болтаюсь.
— Знаю я, какой ты хороший! — не унималась она. — Ты такой замечательный, что лучше и быть нельзя! Тебя бы только в золотую рамочку вставить. Ты и Канадка — вот уж парочка! Да беги ж ты наконец, поторапливайся…
Иожко послушно взял бидоны.
— Может, нам погнать стадо домой? — спросил у Демко Павел.
— Подождем до завтра, там увидим, — рассудительно сказал Демко, засучивая рукава. Он тоже собирался доить.
Эва с подойником в руке шла мимо, но вдруг остановилась, взглянула на Демко и, достав из кармана юбки сверточек, молча подала ему. Только теперь Демко вспомнил, что жена должна была прислать ему хлеб и сало, и, не глядя, бросил сверток через открытую дверь в хибару.
А тем временем Иожко, громыхая у колодца бидонами, лениво полоскал их. Лишь он один был сегодня совершенно спокоен. Визг и скрежет колодезного журавля, стук ведер, громыхание бидонов, плеск воды и журчание молока, стекающего в подойник, — все это радовало его слух. Не очень мешало ему и хныканье младенца.
— Иду, иду, подожди еще минуточку, — звонко кричала Эва из-под навеса. — Ничего-то другого я Геленке и сказать не успеваю… Иду, иду… подожди — эти слова раньше других она научится понимать. — Эва вздохнула.
Что-то в ее голосе пробудило в Иожке сочувствие. Он остановился, растерянно посмотрел в сторону навеса, потом на ребенка. Подошел к Геленке — она лежала на платке, засунув в рот кулачок, оглянулся и, раздев ее, посадил голенькую на траву. Потом, зачерпнув из бидона пригоршню холодной воды, выплеснул ее на Геленку. Девочка перестала хныкать, Иожко снял с себя рубашку, обтер ею Геленку и снова посадил на платок.
Счастливый, улыбающийся, он направился к хибаре. Хотя дверь была открыта, он через щелку между досками посмотрел голодными глазами на сверток с салом и вернулся к колодцу. Он еще долго топтался возле бидонов, ожидая, когда кончится дойка и женщины уйдут домой.
Пришел Павел, принес бидон с молоком и опустил его в колодец.
— Иожко, разведи костер! — крикнул он цыгану.
— Это он умеет, даже сделает охотно, если на костре будут что-нибудь готовить, — сказала Мишланка. Она подошла следом за Павлом. — Ну и что ты сделал сегодня?
— Я целый день пас скот, целый день гонялся за коровами, — ответил цыган. — А потом ведь я умею еще кое-что, чего ни одна баба не сумеет, — ухмыльнулся он.
— Да уж, на такие дела ты горазд, верю, — согласилась Мишланка.
— Это как раз самые приятные дела на свете, — сказал цыган.
Павел рассмеялся. Весь день он был сам не свой и, лишь когда узнал, что произошло в деревне, немного успокоился. Павел не привык доить, устал и теперь с удовольствием распрямился, потянулся. Он был рад, что уже наступил вечер. Разрезав сало, которое мать прислала ему с Мишланкой, он насадил его вместе с кусочками лука на прутик и стал поджаривать. Глядя на весело потрескивающий огонек, он думал, что вот эта троица вернулась из Праги и хотя ничего страшного не произошло, но будет произведено расследование и, видно, конец не за горами. Значит, ты уже не попадешь в ловушку.
Он вспомнил предостережение матери. Да, ты сыт по горло всем этим, и уже давно пора тебе смотаться отсюда. Но бегство не по тебе. Он понимал, что должен еще помочь, чем сможет. Надо хотя бы урожай собрать. Вот тогда и сматывайся, пожалуйста! Ни одного дня, ни одного часа, после этого тебя здесь никто и ничто не удержит. Ну, а почему все-таки нельзя раньше? И в кого ты такой уродился? В мать или в отца? Ладно. Значит, соберем еще урожай.
Ему так хотелось, чтобы все уже было позади, чтобы поскорее наступила минута, когда он уедет из Трнавки. Выходит, прав был Рыкл, сосед по койке в казарме, когда сказал тебе: «В кооператив вступишь? В ЕСХК? Да ты спятил, Павел! Там тебе никакой сахар жизнь не подсластит». И еще что-то насчет поезда сказал.
Нет, я не крыса. Но все равно, даже если они вернулись и ничего особенного пока не происходит, конца не предотвратить. Пройдет несколько дней…
Мысленно он уже бежал из Трнавки. Представлял себе, чем сможет занять свой досуг, если будет работать там, где рабочий день кончается в два часа: выйдешь за ворота — и ты свободен. Там порядок, есть выходные дни и отпуск, и можно заработать большие деньги. А после работы ходишь чистый, хорошо одетый. И для этого не надо так уж далеко ехать, можно хоть в Горовцы, на химкомбинат.
Читать дальше