Ян Козак - Гнездо аиста

— Я?! Я тебе отравляю жизнь? — Глаза Эвы наполнились слезами.

Она вдруг вспомнила, как летним вечером впервые прибежала к нему на берег Лаборца. Было еще светло, но бледная луна уже появилась на небе. Мальчишки сачками ловили под корягами рыбу. Эва вдыхала запах поросших травой и осокой берегов реки. Они пробрались через заросли верб и побрели по песчаной отмели.. Он вел ее за руку, в другой руке она несла туфли. Намытый песок мягко оседал под ногами. Они остановились в растерянности — ведь до сих пор они так ни разу и не поцеловались. Долго молча смотрели на следы своих ног на песке… А неделю спустя — это были счастливейшие мгновения — они лежали в высокой траве. Сильный запах дикого хмеля дурманил им голову. Он сказал:

— Ты знаешь, что глаза у тебя медового цвета. Вот я и попался на этот мед.

— Так беги, пока глаза у меня закрыты.

— Не могу. Ты смотришь на меня и сквозь закрытые веки.

Что же стало с нами, Иван? Может, раньше нам было лучше? Я превратила бы поле в сад, откормила бы пару кабанов. Ты по-прежнему ездил бы на велосипеде на работу. А я дожидалась бы тебя с детьми у ручья. Почему в жизни не все так чисто, как вода в ручье? Почему? А тот фильм, — помнишь, Иван? Тот фильм… «Кубанские казаки». Плавчан раздавал бесплатно билеты, а потом нас повезли в Горовцы. В кино перед началом выступил Гойдич. Он был у нас еще человек новый, и мы подивились его полноте. Но никто не насмехался над ним. А этот фильм, Иван… Я очень люблю ходить в кино, жалко, что мне не часто это удается. Но тот фильм… Я увидела в «Кубанских казаках» ту жизнь, о какой ты мечтаешь. И там не было никаких трудностей, никаких жертв и страданий. Все, что мы видели, касалось тебя, меня, Марека, Геленки, которая должна была появиться на свет. Мне чудилось, что я в церкви. Так хорошо мне было. Только я не сжимала молитвенно руки, а спокойно положила их на колени, а рядом чувствовала тепло твоего локтя.

Ты смотрел как зачарованный. С другой стороны возле тебя сидел Резеш. «Все еще нам не веришь?» — спросил его ты. Он растерялся и не сразу сообразил, что сказать. Потом пробормотал: «Да, все это красиво».

Надеюсь, ты уже очнулся, Иван. Там, на площади, — твои «казаки», но ты теперь не в кино…

— Видела я твою Трнавку, — сказала она с горечью, — видела, как они все сбежались к бричке, и слышала этот колокольный звон.

— Замолчи, пожалуйста!

— Боишься снять с глаз шоры.

— Молчи!

— Я понимаю, — сказала она со вздохом. — Но зачем ты так со мной?

— Ничего особенного не произошло. Просто они вернулись.

Иван вскинул голову, но глаза его тревожно бегали по комнате.

— Да, ничего не произошло. Ровно ничего не произошло, — сказала Эва. — Ну хорошо. Будем играть в прятки и дальше.

Иван вышел, хлопнув дверью.

Теперь она была одна, теперь она могла плакать.

Мы не должны обманывать себя, Иван. У нее все еще стояла перед глазами бричка, окруженная односельчанами. В ушах звучал резкий, тревожный звон колокола. Эва вздохнула. Пора на пастбище. Пора доить коров! Геленка, будешь сегодня послушной девочкой?

Эва пошла в чулан, отрезала кусок сала, взяла ломоть хлеба. «Ведь им надо поесть», — прошептала она. Глаза ее все еще были полны слез.

— Значит, будут расследовать. Ну и дела, — задумчиво произнес Демко. — А почему не пришли Иван или Петричко?

— Они ведь свозят урожай, — сказала Эва. — Эти сумасшедшие на поле с утра до ночи.

Павел стоял с Иожко за будкой. Медно-красное солнце все еще заливало своими лучами пастбище.

— Так, значит, они вернулись, — протянул цыган.

На его лице отразилось удивление и досада.

Павел посмотрел на Эву. Она расстелила платок, уложила Геленку и вздохнула.

— Да помолчи хоть минутку! — сердилась она на девочку. — То вертится вьюном, а то все время хнычет. У нее режутся зубки.

Гудакова направилась с ведром к загону, где мычали коровы. Мишланка плескалась у колодца. Только они и пришли доить.

— А где Канадка? — спросил Павел. — Она должна была сегодня прийти.

— Как бы не так! Ты думаешь, сука может отелиться? — крикнула Мишланка, на ее лице выступили красные пятна. — А как она вопила, когда меняли старые кроны на новые, а было их у нее — раз-два и обчелся, У меня до сих пор ее крик в ушах стоит. Так бы и сидела на горовецком базаре, старая квочка, и торговалась бы, продавая с себя последнюю юбку.

— Совсем как в Тополинах! Слушаю такие речи, и мне кажется, что я дома, — заявил, явно потешаясь, Иожко.

— И мне так кажется, когда тебя вижу! — глядя на его руки, засунутые в карманы, кричала Мишланка. — Ступай ополосни бидоны.