— У тебя всегда была одна корова и вдруг сразу стало три. А сколько вы с них будете сдавать мяса, сколько молока? Ну, говори! Говори, если совесть позволит. А ведь тебе одному придется возиться с ними, натирать себе мозоли… — Копчик подошел к кровати, где лежала Олеярова. — Слушай, Бернарда…
Но она, повернувшись лицом к стене, придвинулась к ней и натянула на голову перину.
— Вот те на! Накрылась периной и думает, что спряталась от жизни! — крикнул Копчик. — Значит, задом ко мне поворачиваешься.
— У меня уже голова от тебя разламывается! — сипела Олеярова, задыхаясь от ярости. — Прогони ты их! Прогони! — кричала она мужу. — Пускай убираются вон.
— Ну и дура же ты! — не сдержался Копчик.
— Ты права, Бернарда, — улыбаясь, сказал Олеяр. — Нам давно пора на боковую. Я бы уже давно спал как убитый. Должен же я немного отдохнуть. Ведь утром мне надо быть в национальном комитете…
Илона, стоявшая возле деда, схватила миску с остатком сахара и убежала в кладовку, красная, как черешня.
5
В кабинете Гойдича все еще горел свет. Час назад закончилось совещание, после которого, как всегда, остались дым, окурки, клочки бумаги и пепел, рассыпанный на зеленом сукне стола для заседаний.
Когда бы Гойдич ни поднимал припухшие веки, на него из светлой березовой рамы глядели сверху Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Гойдич и сам любил смотреть на них.
Но сейчас он испытывал неимоверную усталость. Уже две ночи ему не пришлось спать по-человечески — мотался по району. Когда же он после оперативного совещания собрался наконец домой, мечтая поскорее лечь в постель, ему сообщили по телефону, что сейчас приедет Врабел, Он вытянулся в кресле и зевнул.
Бриндзак, сидевший напротив него, вертел в руках карандаш.
— Надо было бы заменить Тахетзи, — вдруг заявил он.
Гойдич не сразу ответил ему — усталость сковала его мысли. Он провел рукой по заросшим щекам, потом нащупал пальцами коробок спичек и закурил.
— Что ты имеешь против Тахетзи?
— Он слишком мягок.
— Прокурор?!
— Не люблю я таких людей, как он, — сказал Бриндзак. — Мы обнаружили уже столько случаев явного экономического саботажа, дали ему в руки фактический материал, но все это лежит без движения в прокуратуре. Когда в Трнавке единоличники начали выгонять свой скот на кооперативные пастбища, он посоветовал Петричко договориться с ними по-хорошему. И с тех пор так ничего и не предпринял. Теперь он руководит агитбригадой в Чичаве, и опять все то же — охвачена лишь половина деревни. Я бы назначил руководителем этой бригады Федотика.
— Но ведь Федотик тоже в этой бригаде.
— Да, но не он руководит ею, — возразил Бриндзак. — Я бы давно уже поменял их местами, — повторил он. — Ради пользы дела.
— Почему же ты не сказал об этом на совещании? — спросил Гойдич.
— Все сразу нельзя выкладывать. Иногда следует подождать удобного момента. Хочешь, покажу тебе кое-что? — спросил он, понизив голос, и вынул из кармана записную книжку, в которую была вложена пожелтевшая фотография. На снимке была запечатлена колонна молодежи, маршировавшая по городу с барабанами. — Узнаешь его?
Гойдич поглядел на Бриндзака и взял у него фотографию.
— Кого? Тахетзи?
— Нет, Федотика. Я уже и раньше про него кое-что слышал, — сказал Бриндзак. — Он состоял членом молодежной группы «глинковской гарды» [9] Военизированная организация словацких фашистов, существовавшая до 1945 г.
. В то время он в Горовцах был учеником в москательном магазине. И вот теперь его фотография у меня в руках… — Он многозначительно улыбнулся.
Гойдич недоуменно уставился на него.
— Смотри, вот этот с барабаном и есть Федотик. Знаешь, что бы я сделал? — Бриндзак помолчал немного. — Дал бы ему возможность сейчас проявить себя.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросил Гойдич, чувствуя, как его всего передернуло.
— Да, — совершенно серьезно сказал Бриндзак. — Могу тебя заверить, такой человек в подобной ситуации всегда работает очень хорошо. Он знает, что должен доказать свою благонадежность, должен смыть свои старые грехи.
— Нет. Мне это не нравится, — резко сказал Гойдич.
— Но ведь это же прак-тич-но! На пользу делу. У меня на сей счет есть опыт. Позвольте напомнить — работаю я здесь уже немало лет и хорошо знаю местные условия. — Бриндзак с задумчивым видом приложил окурок к смятой бумажке в пепельнице и подождал, пока она не вспыхнула веселым огоньком. — Ну, так что будем делать? — Он поднял глаза и внимательно посмотрел на Гойдича.
Читать дальше