Он остановился на улице, ведущей к Градку, и огляделся.
На улицах уже пульсировала обычная утренняя жизнь. Проезжали телеги, грузовики, груженные железными брусьями, кирпичом и бочками с гудроном. Трактор тащил прицеп с цементом. Один из мешков был надорван, и по мостовой за трактором тянулась белесая полоска. Цемент припорошил лошадиный помет на дороге, и человек с лопатой и тачкой, собиравший его, громко ругался.
Когда Павел переходил улицу, его чуть не сбил грузовик с трубами. Он едва успел отскочить. Он сам не понимал, что с ним в последнее время происходит. Его мысли были заняты Илоной, ее образ часто возникал перед его глазами. Он должен был ее увидеть, поэтому и приехал так рано.
Павел не мог понять, когда же все это началось. Он стал чаще думать об Илоне, видеть ее во сне. Удивительное дело. Когда зимой она пришла в Трнавку навестить мать Пишты Гунара и он встретил ее у дома лесника и проводил, ему и в голову даже не приходило, что их может что-то связать. И когда она появилась у них дома после того побоища и он лежал с разбитой головой, он не думал об этом. Правда, глаза ее так удивительно сияли — он как будто впервые увидел их тогда… Она заходила к нему еще раза два, но не заставала. А потом ему захотелось с ней встретиться, но она больше не показывалась в Трнавке.
Однажды вечером Павел даже поехал в город и стал прогуливаться возле общежития, где жила Илона. И скоро увидел ее с подругами. Пошел за ними до кинотеатра, взял билет и сел за два ряда от нее. Когда они выходили, он поздоровался с ней. Она остановилась, изумленно взглянула на него и убежала с подружками. Павел пожал плечами. Что ж, убиваться из-за Илоны Олеяровой, этой девчонки, он не будет. И нечего было приезжать ему сюда. И вообще он просто пошел в кино и случайно встретился тут с ней.
Вскоре он уехал на сельскохозяйственные курсы. Всю зиму просидел на школьной скамье. Это в его-то годы, после такого перерыва. Сначала он был прямо сам не свой, науки не шли ему в голову. К счастью, он не только учился, но и работал в ближайшем государственном хозяйстве. Водил трактор, помогал на фермах. За все это время он побывал в Трнавке лишь дважды. Его там ждали, работы было невпроворот. Демко, старый Демко стал председателем партийной организации. Вообще многое изменилось. Эта весна была особенной. И Илона тоже казалась частью этих перемен. Она была как-то связана с этой удивительной запоздавшей, но дружной весной.
В конце февраля, возвращаясь с курсов, Павел задержался в Горовцах. Он искал Илону. На этот раз он не бродил вокруг да около, а зашел прямо в общежитие. Но Илона уехала в Кошице, у нее был трехдневный отпуск. Тогда он уже ясно осознал, как недостает ему Илоны, тосковал по ней. Но свидеться им никак не удавалось. Павел встретил ее лишь неделю назад. Они ехали с Иваном на тракторе с заготовительного пункта, везли картофель для посадки. И вдруг он заметил ее. В голубом халате с белым воротничком и в белой шапочке, она садилась в санитарную машину, что-то оживленно говоря шоферу. Павел так резко затормозил, что сзади в них чуть не врезался мотоцикл. Мотоциклист выругался, но Павел даже не слышал его, соскочил с трактора, побежал к санитарной машине. И не успел. Машина укатила вместе с Илоной. Ее беззаботный смех, оживленный разговор с незнакомым молодым шофером больно задели Павла. Уж не ревнует ли он?
Без шести минут семь. Ей пора уже было прийти. У сестер в поликлинике рабочий день начинается в семь. Врачи принимают с половины восьмого, но у дверей и на ступеньках поликлиники толпился народ.
Павел прохаживался мимо них. Он чувствовал себя неловко рядом со старыми, больными людьми и двумя парнишками с забинтованными руками, ожидавшими перевязки. Он не знал этих ребят и радовался, что у него самого руки целы, и в то же время подумал: Илона будет перевязывать их, разговаривать с ними, прикасаться к ним. Подумал — и испугался своих мыслей. Что это с ним происходит?
И пока ждал, беспокоился все больше. А если Илона сегодня утром не дежурит? Надо было все-таки зайти к ней в общежитие. Но идти туда теперь уже поздно. Он боялся с ней разминуться: к поликлинике можно было пройти двумя разными улицами.
Солнце ласково пригревало. На небе — ни облачка. В саду за поликлиникой на абрикосовых деревьях, которые как раз отцветали, распевали скворцы. Раньше дом этот принадлежал владельцу лесопилки, который к тому же торговал скотом. Он был гардистом, и после войны, вернее, после сорок восьмого года, комнаты его дома превратились во врачебные кабинеты и приемные.
Читать дальше