Ян Козак - Белый жеребец

Лучи солнца ласкали ее лицо. Она удобно расположилась на санях, стоящих с подветренной стороны дома, и чувствовала, как тепло проникает в ее тело. Она сняла полушубок из нерпы и с непокрытой головой снова с наслаждением оглядела мерцающую голубоватым блеском ледяную поверхность, ровную как стол. На ней лишь местами вздыбились островки торосов, да кое-где лед бороздили длинные трещины; то тут, то там сверкали озерки стаявшего снега. Прозрачный воздух почти непрестанно дрожал от шума крыльев перелетных птиц. Стаи гаг, гагар, уток и гусей возвращались на острова, со всех сторон слышались резкие птичьи голоса.

Вот и тогда, несколько месяцев назад, небо тоже заполнили птичьи крылья. Тогда — в то время она еще жила на острове — стан улетали.

Она стояла в тот день на берегу, склонившись над рыбой, попавшей в сеть — там была зубатка, треска, камбала, — и измеряла размер чешуи, записывала ее окраску, как вдруг гул и шум крыльев, сливающийся с плеском волн, прорезал новый звук — постоянно усиливающийся рокот мотора. Приближался вертолет, который вез продукты и почту, — в хорошую погоду он прилетал раз в полтора месяца. Она на миг замерла, а потом побежала по тропинке к дому.

Там, где тропка кончалась, у последних кустов между валунами, Галя остановилась. Может быть, ей не хотелось встретить Гришу вот так, запыхавшись, а может, она отдаляла встречу, чтобы улеглось волнение, ждала, когда отзвучат громкие приветствия: когда прилетал вертолет, все полярники тотчас бросали работу и сбегались к нему.

Она стояла и украдкой наблюдала за всем происходящим у вертолета.

Как обычно, все принялись выгружать мешки, ящики и свертки, оживленно переговариваясь. Но Гриша поминутно оглядывался по сторонам.

Как случилось, что она так быстро сблизилась с ним? Почему ее охватывало такое сильное волнение в его присутствии и всегда, когда она вспоминала его потом в этой пустыне? Впервые Галя увидела его на аэродроме острова Николаева, когда он собирался сесть в вертолет, который должен был доставить на станцию обычный груз, а заодно прихватить ее. Погода, однако, внезапно испортилась, и вертолет не полетел. Они прождали три дня, прежде чем рассеялся туман, укутавший острова и море.

Она бродила по опустевшему причалу, по берегу, пахнущему рыбой и дегтем. Среди бочек, бревен и ржавеющих труб дрались собаки из-за внутренностей тюленя. Под стеной тумана, насыщенного сырым, гнилым запахом, чернела в заливе полоска воды, которую оставил за собой ледокол, расчистивший путь до самого причала. Здесь уже свободно дышало солью море. На берегу вокруг пилонов, в самом устье пролива, неподвижно лежало несколько пузатых моторных лодок. Это безрадостное зрелище навеяло на Галю грусть.

Ночевала она у заведующей почтой, веселой и гостеприимной девушки, которая ужасно обрадовалась новому человеку. На второй вечер они зашли в буфет поужинать. Там были рыбаки, строители, мотористы в засаленных телогрейках и резиновых сапогах. Мужчины громко разговаривали грубыми голосами, пили и разглядывали обеих девушек, и вот тогда к ним подошел Гриша и пригласил Галю с подругой к столику в углу, за которым сидели три летчика. Они вместе ели семгу и разговорились за бутылкой шампанского. Потом Гриша проводил их домой. Потеплело, туман стал еще плотнее, еще пронзительнее пахло сырой гнилью. Свет маяка, который высился неподалеку на крутой скале, еле пробивался сквозь густую сырую тьму, и Гале казалось, что маяк светит совершенно бессмысленно, впустую. Он сжимал ее руку, и Гале вдруг стало очень жарко. Тогда это и началось…

Чем он привлек ее, что разбудил в ней этот стройный, светловолосый кудрявый летчик с быстрыми веселыми глазами, широкой грудью и сильными руками? Все его движения дышали естественностью и отвагой, а взгляд, да и весь он, излучал живую, радостную силу.

Он стал ухаживать за ней.

За Галей уже ухаживало немало юношей и мужчин. До сих пор, однако, никогда еще она не испытывала в чьем-либо присутствии такого сильного — до боли, до дрожи приятного — волнения. Она уже познала любовь, в ее жизнь вошли двое мужчин, но они не оставили глубокого следа в ее душе. Первого она любила еще в школьные годы и порвала с ним сама, поняв, что ошиблась. Во второй раз все кончилось само собой, когда ее друг, ассистент-биолог, уехал на два года в Москву и даль разделила их прежде, чем окрепли узы, которые их связывали. Несколько писем — и все прекратилось. Их дружбу заслонили новые знакомства, новые люди, новая среда и новая работа. Теперь ей было двадцать два года, она уже три месяца жила на полярной станции и с самого первого дня с радостным волнением ожидала коротких и редких встреч с Гришей. Наверно, Галя почувствовала в нем некоторые черты характера, которыми в своих мечтах она, совсем еще девочка, наделила некогда образ того, кого полюбит беззаветно на всю жизнь.