Катриона Иннес - Кэйтлин и Купидон

В третьем саду от нас на скамейке сидит мужчина в клетчатом шарфе горчичного цвета, плотно обернутом вокруг подбородка, с чашкой кофе в руке. Он просто смотрит в пространство, и я задаюсь вопросом, что он там делает – возможно, он раньше курил, а теперь выходит на улицу подышать воздухом вместо того, чтобы дымить. Или, может, у него дома расшалившиеся дети, и ему нужен небольшой отдых от безумия рождественских праздников и совместного сидения взаперти в течение нескольких дней.

Я так увлеклась своими мыслями, что не замечаю Сару, вышедшую на лужайку, – во всяком случае не сразу. А потом мое внимание привлекает ее движение: она ходит кругами, снова и снова. Время от времени она подходит к своему розовому кусту – без бутонов – и протягивает руку, чтобы погладить лист. Я вижу серые клубы пара от ее дыхания, руками она обхватывает себя за плечи – она в том же наряде, в котором была здесь, а пальто так и не надела. Мне почему-то кажется неправильным наблюдать за ней, как будто я застукала ее за чем-то неподобающим. И только когда я замечаю, что ее губы шевелятся, – я понимаю, почему. Я стала свидетельницей одного из самых личных моментов: она разговаривает с ним – ходит кругами и говорит в воздух.

– Ты здесь? – шепчу я. – Ты ее слышишь?

Единственный звук в комнате – тихий храп Герти, погруженной в сон. Я закрываю глаза, вспоминая, как стояла на этом же самом месте несколько лет назад и наблюдала, как Сара и Гарри бродят по саду. Было лето, и все ее кусты роз усыпали распустившиеся бутоны, дивные создания природы: красные, сиреневые и розовые. Сара гордо указывала Гарри на каждый цветок, а он внимательно слушал – я могла сказать это по морщинке на его лбу. Оса вертелась вокруг его шеи, но Гарри даже не пошевелил рукой, чтобы убить ее или отогнать, и не перешел на другое место, чтобы она его потеряла, – он просто стоял у куста и слушал свою мать.

Теперь сад почти голый: на земляных клумбах только небольшая семейка подснежников, да еще какие-то крошечные белые цветочки вокруг, и мне интересно, что же такое она посадила, какие семена будут прорастать в ближайшие несколько месяцев. Когда Сара их сажала, осторожно вдавливая в грунт, то уже должна была знать, что Гарри никогда не увидит всходов. Она рассказывала мне, что однажды на протяжении всей весны, когда Гарри был маленьким, она брала его с собой в сад и оставляла играть на одной из пустых клумб. Он мог сидеть там часами, копаясь пальцами в земле, возить туда-сюда по деревянным бортикам свой игрушечный экскаватор, пока она пропалывала, сажала и сгребала мусор.

Как Сара нашла в себе силы, чтобы выйти туда этой весной и выполнить все работы по списку, как обычно? Думала ли она о нем? Или притворялась, что ничего дурного не случилось?

Что Гарри приедет, как всегда, в воскресенье, и она сможет с волнением показать ему цветы, которые заказала по садоводческим каталогам из своей коллекции?

Я не могу вспомнить, что делала весной. С тех пор как потеряла его, я потеряла счет временам года, ни разу не остановилась, чтобы подставить лицо солнечным лучам или отметить первый день, когда можно выйти из дома без кардигана. Я не заметила первых осенних листьев и не выглядывала в окно на Пятое ноября, чтобы полюбоваться фейерверками в небе. Я лишь чувствовала раздражение из-за пальбы, пугающей Кота, который спрятался под грудой пальто в прихожей. И теперь, глядя на Сару, разговаривающую с пустотой, я понимаю, где мне следует быть: здесь. Гарри хотел бы, чтобы я о ней заботилась; он всегда беспокоился о том, чтобы ей не было одиноко, особенно когда она перестала ходить в церковь после смерти его отца.

– Я очень многое сделала неправильно в прошлом году, Гарри. – Я все еще пытаюсь говорить тихо, однако потолки здесь такие высокие, что мои слова эхом разносятся по комнате. – Но это оттого, что я потеряла себя, надеюсь, ты понимаешь. Я постараюсь стать лучше, чтобы ты мог мной гордиться, вот увидишь.

– Он гордится тобой. Он всегда будет тобой гордиться.

Слова Сары заставляют меня подпрыгнуть. Почему-то я не заметила, когда она ушла из сада, но теперь он пуст, словно ее там и не было. Я оборачиваюсь и вижу ее, стоящую в дверях; и Сара улыбается мне сквозь слезы, бегущие по лицу. В руках она держит пучок подснежников, их головки меланхолически поникли.

– Я тоже с ним разговариваю. Это помогает. И я действительно думаю, что он меня слышит. Я не думаю, что он здесь, но знаю, что где бы он ни был – он есть, и он меня слышит. Он и тебя услышит.