Спустившись с холма, на котором располагалась моя квартира, я выехала на забитый бульвар Сансет. Раскалившись на солнце, моя машина еле ползла в бескрайнем транспортном потоке. Вот уж по чему я ни чуточки не соскучилась, так это по лос-анджелесским пробкам. Солнце беспощадно палило в окна, обжигая мои оголенные бледные руки. Ни намека на тень, никакого укрытия.
Наконец пробка слегка рассосалась, и я двинулась вперед. Я выглянула в окно: вместо щиплющих траву галловейских коров на глаза мне попалась группка хипстеров, которые курили травку, перетаптываясь на тротуаре. Очаровательные каменные коттеджи Уигтауна сменились эксцентричными деревянными домиками, облицованными белой штукатуркой, многоквартирными зданиями и парковками, а там, где некогда простирались болота и море, теперь раскинулось море машин и бесконечные автотрассы.
Мой продюсер сидел напротив, и на лице его отражалось разочарование. Он неодобрительно постукивал пальцами по столу. Проходившие в Бостоне съемки моей короткометражки, в которую он вложился, отставали от графика. Мы экспериментировали с новым видом мультипликации, который по задумке должен был представлять собой нечто среднее между кукольной и современной анимацией, – проект многообещающий, но мы не предусмотрели, что период обучения потребует такой скрупулезности и займет столько времени. Моим соавторам пришлось устроиться на работу до тех пор, пока мы не привлечем дополнительные средства.
Мы с продюсером сидели под большим красным зонтом, а перед нами стояли тарелки с недоеденным салатом «Цезарь». Я неохотно сняла солнечные очки и ощутила неловкость за свой внешний вид, мне казалось, что он полностью отражает мое внутреннее смятение. Продюсер не был рассержен, отчего я чувствовала себя еще хуже. Он все твердил, как он обеспокоен, и повторял, что ради моего собственного блага нам следует поторопиться и поскорее закончить съемки.
– Твоя карьера как раз пошла в гору. – Жестом он попросил официанта принести счет. – Не губи ее. Ты слишком талантлива, чтобы выкидывать подобные номера с книжными магазинами и побегами в Шотландию.
– Я никуда не убегала. Я взяла отпуск.
– Не важно. Сейчас самое время, чтобы поднапрячься. – Он заплатил за еду, проигнорировав мои возражения. – Я в тебя верю, ты восхитительный режиссер. Проблема лишь в том, что ты сама в себя не веришь.
Я начала злиться – может быть, потому, что он был прав:
– Я изо всех сил стараюсь сдвинуть дело с мертвой точки.
Он взмахнул рукой, словно пытаясь отогнать мои оправдания.
– Слушай, режиссер здесь ты. В конечном счете ответственность лежит на тебе. Если поймешь, что не можешь завершить съемки, дай мне знать.
У продюсера зазвонил телефон. Он ответил, и я поняла, что самое время уйти. Я встала – медленно, со смешанным ощущением неловкости и тревоги. Ко мне вернулось знакомое чувство, тот самый «шпилькус».
С тех пор как я окончила университет, я каждые пару лет переезжала в новый город. До Лос-Анджелеса я успела пожить в Бостоне, Нью-Йорке, на Гавайях, в Пенсильвании и в Праге, и причиной каждого переезда было чувство растущей неудовлетворенности. Моя бабушка называла его «шпилькус», что в переводе с идиша означает «беспокойство». Основанное на звукоподражании, это слово буквально означает «сидеть на иголках», то есть одновременно подразумевает беспокойство как физическое, так и эмоциональное. Как ни странно, оказавшись в Уигтауне с тысячей человек населения и шестнадцатью книжными магазинами, в деревенской глуши Галлоуэя, я, можно сказать, впервые почувствовала, что «шпилькус» меня покинул. На самом деле это место стало для меня настолько родным, что, пока беспокойство снова ко мне не вернулось, я вовсе не отдавала себе отчета в его отсутствии.
Когда я свернула на свою усыпанную цветами улицу, на город опускались сумерки. Небо было окрашено в серебристо-розовые и сиреневые тона – очередной шикарный лос-анджелесский закат, которым, как это ни парадоксально, местные жители были обязаны отравлявшим воздух взвесям и окутывавшему город смогу. У меня в ушах звенели слова продюсера: «Сейчас самое время, чтобы поднапрячься… Проблема лишь в том, что ты сама в себя не веришь».
Он был прав, но чем больше я пыталась погрузиться в работу над фильмом, тем сильнее чувствовала, что ничего не выходит. Прежде я думала, что виной всему было сбившее меня с толку расставание с Грантом. Где-то в глубине души, в заповедных уголках моего сердца, где когда-то, должно быть, обитало удовлетворение от реализованных амбиций и возможностей, теперь царила пустота, повергавшая меня в панику. Всю свою жизнь я мечтала стать режиссером и снимать кино, но теперь, вместо того чтобы ухватиться за выпавший шанс, я видела перед собой лишь путь, полный одиночества, и все, чего мне хотелось, это бежать от него как можно дальше.
Читать дальше