Хулио Кортасар - Выигрыши

– Сомневаюсь, – сказал Рауль. – Будь это так, они бы растрезвонили об этом всюду. А потом поди узнай, что у них там приключилось во время посадки.

– Так или иначе, – сказала Паула, – но о каком-то маршруте все же говорилось.

– Только вскользь. И очень невнятно, так что я ничего Даже не запомнил, какие-то намеки, чтобы пробудить в нас жажду рискованных приключений. Словом, приятное путешествие, сообразующееся с международной обстановкой. Значит, нас не повезут ни в Алжир, ни во Владивосток, ни в Лас-Вегас. Самой большой приманкой оказались оплаченные отпуска. Какой чиновник устоит перед этим? Плюс чековая книжка с аккредитивами, это тоже не сбрасывай со счета. Доллары, ты только вдумайся, доллары!

– И возможность пригласить меня.

– Разумеется. Чтобы посмотреть, удастся ли соленому ветру и экзотическим городам излечить твой любовный недуг.

– Все лучше, чем люминал, – сказала Паула, быстро взглянув на Рауля. Он тоже посмотрел на нее. И еще некоторое время они смотрели друг на друга пристально, почти вызывающе.

– Ладно, – сказал Рауль, – оставь эти шутки. Ты же мне обещала.

– Ясно, – сказала Паула.

– Ты всегда говоришь «ясно», когда кругом темным-темно.

– А что я такого сказала: все лучше, чем люминал.

– Ладно, согласен, on laisse tomber [14].

– Ясно, – повторила Паула. – Не сердись, красавчик. Я благодарна тебе за приглашение, поверь. Ты вытащил меня из болота, хотя и страдает моя жалкая репутация. Право, Рауль, я думаю, это путешествие пойдет мне на пользу. Особенно, если мы попадем в нелепую историю. Вот когда повеселимся.

– Как-никак, разнообразие, – сказал Рауль. – Мне надоело проектировать виллы для семейств вроде наших с тобой. Понятно, это дурацкий выход, и вообще не выход, а всего-навсего отсрочка. В конце концов мы возвратимся домой, и все пойдет по-старому. Возможно, лишь чуть лучше или чуть хуже прежнего.

– Никак не пойму, почему ты не взял с собой друга или просто более близкого тебе, чем я, человека.

– Возможно, именно потому, миледи, дабы никакая близость не связывала меня с великой южной столицей. Тем более близость, как ты знаешь…

– По-моему, – сказала Паула, смотря ему в глаза, – ты на-стоящий парень.

– Спасибо. Это не совсем верно, но ты поможешь мне сойти за него.

– Кроме того, я думаю, путешествие будет весьма, забавным. – Весьма.

Паула глубоко вздохнула, внезапно ощутив что-то похожее на счастье.

– Ты захватил таблетки от морской болезни? – спросила она.

Но Рауль не ответил – он разглядывал сборище шумных юнцов.

– Боже мой, – сказал он. – Похоже, один из них собирается петь.

Воспользовавшись диалогом между матерью и сыном, Персио размышляет и наблюдает за тем, что происходит вокруг, воспринимая каждый объект через логос или извлекая из логоса нить, а из сущности – тонкий хрупкий след, который должен привести его к зрелищу – так бы ему хотелось – и открыть лазейку к синтезу. Без всяких усилий Персио отбрасывает фигуры, примыкающие к центральной общности, подбивает и накапливает значимый итог, постигает и осуждает окружающие обстоятельства, расчленяет и исследует, отделяет и кладет на весы. То, что он видит перед собой, принимает выпуклые очертания, способные вызвать холодный пот, галлюцинации, где нет ни тигров, ни жесткокрылых жуков, лихорадку, которая терзает свою жертву без обезьяньих прыжков и эхолалии лебедей. Вне кафе остались статисты, которые участвуют в проводах (но теперь это уже называют игрой), они не знают, чем все это кончится..Персио все больше и больше нравится откладывать на талере мимолетные конфигурации тех, кто остается, и тех, кто наверняка отправится в путешествие. Он знает о правилах игры не более других, но чувствует, что они рождаются тут же в каждом игроке, словно на безграничной шахматной доске, лежащей между немыми противниками, одни, чтобы стать слонами и конями, другие – дельфинами и шаловливыми сатирами. Каждая партия – это целая навмахия, каждый ход – поток слов или слез, каждая клеточка – крупинка песка, море крови, беличье колесо или фиаско жонглеров, что катятся по лугу, сотканному из бубенцов и рукоплесканий.

Итак, городское средоточие добрых намерений, направленных на благотворительность и, возможно (точно неизвестно), на темную науку, по которой режет резцом судьба, фортуна счастливчиков – все, что породило это собрание в «Лондоне», это маленькое войско, в котором Персио угадывает правофланговых, фуражиров, перебежчиков и, быть может, даже героев, прикидывает дистанцию от аквариума до витрины, определяет льдинки времени, которые разделяют взгляд мужчины от улыбки, облаченной в rouge [15] , неисчислимую даль судеб, которые вдруг собираются вместе, образуя жуткое смешение одиноких существ, внезапно встретившихся после того, как они покинули такси, станции, любовниц и конторы, и вот они уже единое тело, но еще не осознавшее себя, не знающее, что оно странный предлог для туманной саги, которая, возможно, рассказывается напрасно или не будет рассказана вовсе.