Алла Хемлин - Интересная Фаина

Серковский остановился возле кровати Фаины, напротив ног. Фаина подумала, что надо, как в физкультуре, разложить свои ноги на широту носов Серковского, но ничего не успела. Тем более носы почти что скрутились между собой.

Елизавета двумя руками согнула ноги Фаины и расставила на ширину плеч. Фаина удивилась, где получились плечи, а потом посмотрела на блестки по углам парчового халата и поняла, что это ширина плеч Серковского. Серковский ответил на полученную ширину своими носами и расставил носы на ширину плеч Фаины.

Физкультура есть физкультура.

Потом Елизавета смотрела одной рукой дорожку для ребеночка, а другой рукой гладила живот Фаины.

Когда в Фаине рука Елизаветы зарастекалась, Елизавета перестала и быстрей циркачки Зизи села Фаине почти что на горло и загородила все блестки Серковского.

Фаина хотела обидеться на Елизавету за блестки Серковского. Но опять не успела.

На тумбочке возле кровати Фаины сидела кукла с секретом из розовых леденцов под пышной юбкой. Елизавета забрала свою руку с фаинского живота, засунула в розовый секрет, схватила сколько-то леденцов и запихнула Фаине в рот.

Леденцы сразу прилепились на фаинский язык, а палец Елизаветы, который леденцы запихивал, сразу не отлепился. Из науки известно, что палец в рот — это не сильно хорошо, тем более когда сладко.

Может, Елизавете была известна не вся наука, может, сама наука знала про палец не полной мерой. Но только Елизавета оставила свой палец во рту у Фаины.

Фаина не выплюнула ни палец, ни тем более леденцы. Леденцы были острыми, а палец был сладким. И наоборот, леденцы с пальцем были одинаковые — сладкое с острым.

Фаина подумала, что в рот залетел попугайчик, хоть попугайчик был острым, а не сладким.

Фаина засмотрела на потолок, чтоб не увидеть попугайчика, а не увидела зайчика.

Потом Фаине стало тесно на обхвате горла от веревки из травы с халата Елизаветы.

Потом Фаину стало толкать внутри и качать, как на пароходе.

Ноги Фаины заходили коленями по спине Елизаветы.

Когда из Фаины раздался хлюп, Фаина подумала, что уже утонула и теперь всегда будет компотом.

Утром Фаина проснулась и завспоминала, или нашелся у веревочки конец. Фаина потрогала себе шею. На шее веревки уже не было.

Фаина села на кровати, чтоб удобней было обхватить шею и проверить, или нашелся конец у шеи. Конца у обхвата шеи тоже не нашлось.

Про Серковского Фаина не думала. Если б Елизавета не закрыла Серковского от Фаины, тогда получилось бы совсем другое дело. Тогда Фаина полюбила бы и Серковского, как Елизавету, — в лицо. Тем более Корилопсиса Фаина тоже любила в лицо.

С первого раза Фаина и днем целовала Елизавету в лицо, а в горб уже не целовала. На запас теперь у Фаины был палец Елизаветы.

Про палец Серковского Фаина не думала, потому что без лица палец для Фаины ничего не играл.

Даже при царизме было сильно мало таких хитрых женщин, как Елизавета.

Но и таких мужчин, как Серковский, при царизме было сильно мало.

Серковский сам посоветовал Елизавете сесть Фаине на шею и засунуть в фаинский рот леденец, чтоб Фаина не увидела у Серковского лишнее и сразу не полюбила Серковского за его сладкое.

Елизавета с самого начала хотела давать Фаине больше компота, чтоб Фаина ничего не запомнила ни про что, тем более про лишнее у Серковского и про сладенькое от Серковского тоже. Если бы Елизавета согласилась на компот, тогда Елизавета не села б на фаинскую шею, а села смотреть, как Серковский старается для ребеночка. А Серковский надумал стараться только наполовину, которая была как раз не для ребеночка, а так.

Первый месяц Елизавета ходила вся на свете радостная. Елизавета закармливала Фаину вкусной едой и сказала учителям, чтоб учителя учили Фаину поменьше. Учительнице музыки Елизавета сказала, чтоб учительница учила Фаину потише. А физкультуру Елизавета взяла и отменила.

У Елизаветы была душевная подушечка под голову — думка. Елизавета надумала сделать из этой думки себе живот на первое время, чтоб доверять из своей головы все мысли про ребеночка привычному месту.

Две недели подряд индус с китайцем утыкались носами в ковер возле кровати Фаины и ждали, пока веревочка завьется, а нужное зальется.

На третью неделю подряд Серковский устал и запросился у Елизаветы на белый воздух от подабажурной лампочки в полсвечечки.

Елизавета взяла и отпустила отдохнуть Серковского на заседание комитета.