Моасир Скляр - Кентавр в саду

Я перебил ее:

– Нет, не ты. Ты молчи. Пусть он говорит. Кентавр. Он сам мне все расскажет. Честно и прямо.

Родился он не в глуши, как мы с Титой, а в роскошном доме на модном курорте Санта-Катарина. Его родители молоды – это их первенец – и богаты: он – сын хозяина мебельной фабрики, она – богатая наследница, оба родом из Куритибы. При родах, оказавшихся преждевременными, помогает врач – друг семьи, отдыхавший на том же курорте, однако при виде младенца доктора охватывает ужас. Придя в себя, он отзывает отца в дальний угол. Это монстр, говорит он, ему не выжить, если хочешь, я сам с ним покончу сейчас же. Нет, рыдает отец, это мой сын, я не могу на это пойти, разве что жена захочет. Врач тщетно пытается расспросить юную сеньору: она не отвечает, смотрит в потолок, в одну точку. (Как и мою мать, шок лишил ее дара речи.) Три дня спустя они возвращаются домой. В машине, среди покрывал, спрятан кентав-ренок – с этих самых пор они будут прятать его от всех. Весь верхний этаж отведен ему, родители переселяются на первый. Прислуге настрого запрещено подниматься по лестнице, что дает повод соседям для многочисленных домыслов, говорят даже о привидениях. Как бы удивлены были эти идиоты, если бы смогли заглянуть в запретное помещение! И не только из-за кентавра; из-за кентавра, разумеется, тоже, но не только из-за кентавра. Их поразило бы обилие игрушек – тысячи игрушек – и игр, и музыкальной аппаратуры, и проекторов, и книжек с картинками, потрясающий заколдованный мир. И среди всех этих чудес – кентавр.

Он растет грустным, но не своенравным; он меланхолик, а потому мягок. Он благодарен родителям за то, что они пытаются скрасить его жизнь. У него бывают кризисы, он плачет, колотит копытом стены, но только когда один; в присутствии родителей он берет себя в руки. Ведь родители к нему так добры; они делают все, чтобы он забыл о том, что он кентавр, о том, как ужасающе одинок, зачем мне друзья, спрашивает он себя (а позже – зачем мне возлюбленная), если у меня такие добрые папа с мамой? Каждый вечер они поднимаются к нему, чтобы рассказать обо всех мелочах, случившихся за день, чтобы приласкать его. Ничего, что у меня копыта и хвост, говорит он родителям, ведь горбатым и тем, кто родился без рук и без ног, гораздо хуже. И тебе не хотелось бы выйти из дому, посмотреть на мир, спрашивает отец в тревоге. Вы мой мир, отвечает он, обнимая их.

И тут вмешивается случай. На благотвори тельном чаепитии его мать знакомится с симпатичной женой адвоката – с Деборой. Они становятся подругами, и однажды вечером несчастная женщина открывает свою тайну, рассказывает историю сына. Дебора поражена, она говорит, что ей известен подобный случай. Но выход есть! – восклицает она. И рассказывает о клинике марокканского доктора: там буквально творят чудеса.

Родители советуются с семейным врачом, принимавшим роды, с единственным, кому известно о существовании кентавра. По-моему, стоит рискнуть, говорит он.

Однако юный кентавр отказывается ехать в Марокко, несмотря на уговоры родителей и врача. Он заявляет, что из дома ни ногой – и точка. Значит, ты не хочешь, чтобы тебя оперировали, не хочешь стать здоровым? Нет. Он не считает себя больным, ему не нужна никакая операция: он просто не похож на других, вот и все. И пока родители любят его, все хорошо. Врач в ярости: это уж слишком! То, что он родился наполовину лошадью – ладно, это, в конце концов, несчастье, тут ничего нельзя было поделать. Но то, что он не хочет ложиться на операцию – переходит всякие границы. Вы отправитесь в Марокко, сеньор! Хотите вы того или нет.

Мать плачет, отец в отчаянии падает в кресло. В конце концов юноша решает: да, он поедет в Марокко, но только один. Почему один? – спрашивает врач. Я могу поехать с тобой. Я поеду один, кричит юноша, или вообще не поеду!

В итоге они соглашаются. Его приводят на корабль, в специальную каюту в трюме, оборудованную для него, с холодильником, с биотуалетом и т. д. Он прибывает в порт. Там его уже ждет черный фургон. В клинике доктор-марокканец осматривает его. Сомнений нет: этот случай подобен двум предыдущим. Он ликует: у него будет самый высокий в мире показатель по оперированным кентаврам! (Да и деньги придутся кстати: он как раз переживает финансовый кризис.) Не будем тянуть с операцией, говорит он.

Но юноша все еще сопротивляется. Ему страшно, он просит несколько дней сроку.

Это не помогает: с каждым днем ему все неуютнее, все страшнее. Он целыми днями плачет, скучает по родителям. Но ему стыдно возвращаться домой в облике кентавра, с хвостом и копытами, непрооперированным: он чувствует, что, подобно спартанцам, должен вернуться со щитом или на щите.