Вот она, штанга!
Люди ждут. И мои мышцы тоже. Но теперь скоро. Еще немного, одно мгновение, и все.
Сердце отсчитывает удары. Вспоминаю: «В секунду — удар, в минуту — шестьдесят, в час — три тысячи шестьсот. Состарился — значит сердце проделало огромную работу. Числу прожитых лет соответствует определенное количество ударов». Я вычитал это в журнале. Любопытно.
Я готов. Руки легли на гриф.
Вы слышали, как шумит кровь, когда тяжело? Я сейчас слышу. Но еще чуть-чуть и...
Я победил!
Восторженный гул шествует за мной.
Сегодня мой день! И я тоже творю!
Правда, я творю грубое и неподатливое. Но ведь грубое и неподатливое не значит некрасивое. Радость людей, радость, только что захлестнувшая зал, убеждает в этом.
Встаю на пьедестал почета. Приседаю на корточки — на шею надевают медаль. Шелковая лента липнет к телу. Медаль прижалась — холодная, маленькая. И безмерно дорогая. В ней часть моей жизни.
Почему-то дрожит голова. Я всем улыбаюсь, а сам пытаюсь унять дрожь. Опять отклеился пластырь. Прижал пальцами. Кровь толкает пальцы. И все громче и больнее стучит в воспаленной ноге...
Он понял, что ему не заснуть. Стараясь не шуметь, оделся. Вышел в коридор.
Лифт не работал. Он в недоумении остановился: путешествие с больной ногой по четырнадцати этажам не увлекало.
Хотел было съехать верхом на перилах. Взобрался и посмотрел в пролет: все показалось таким крошечным. Слез с перил и заковылял.
На первом этаже в просторном и по-дешевому роскошном зале было пусто. За конторкой дремал портье. Лицо на столе, а руки обнимают громоздкую вазу. В кресле спала овчарка. Услышав шаги, подняла морду. Внимательно посмотрела, но, не найдя ничего интересного, громко зевнула.
У дверей, покуривая, читал газеты швейцар. В вечернем выпуске он видел фотографию чемпиона и сейчас узнал его. Приветливо встряхнул газетой.
На этот раз он вышел к морю за каких-нибудь пятнадцать минут. Уселся на гранитный парапет. Плескалась вода. Из порта выползал огромный пароход.
Вспомнил, как вечером на соревнованиях кто-то некстати и громко рассмеялся в зале. Он только что поднял штангу на грудь и с виду очень легко. А на самом деле он едва поднялся, преодолевая проклятый закон тяготения, и дрожал от напряжения. Неожиданный смех крепко помешал. Он сбился с темпа и поспешил. Потерял нужную попытку.
Легкий ветер шевелил волосы и ласкал лицо.
— Вот я и добился своего! — сказал тихо, вполголоса.
Он думал, что обрадуется. Но радости не было. Удивился — почему? Мысли набежали разом, как тучи в ветреную погоду.
«А если... если бы я и в другом добился такого успеха! — Он представил это и замер, поняв себя. И решил: — Вот тогда был бы счастлив».
Это «другое» было глубоким увлечением историей. Она полонила его еще подростком. Часто, сидя среди запыленных ветхих книг, воскрешая великие события прошлого, он мечтал о будущем. О том, как он напишет прекрасную и единственную в своем роде книгу о революциях. Это будет честный самозабвенный труд. Вероятно, труд всей жизни. В нем будет воздано должное всему. И давно минувшее свяжется в непрерывную гигантскую логическую цепь событий.
Где-то в глубине души он верил, что такая работа у него получится.
Забрезжил рассвет. Он услышал хриплые крики и стук моторов. От берега отплывали лодки.
Соскочил с парапета и побрел в гостиницу. Возле киоска его обогнал грузовичок и тут же остановился. Шофер вытащил кипу газет и бросил продавщице на прилавок. Уехал.
Он купил газету. На первой полосе увидел портрет знаменитого преступника с измученным лицом. Прочел: «Вчера казнен Шосман». А пониже заметил себя со штангой в руках. Фотография была мутная, неразборчивая, хотя и занимала полстраницы.
«Ну что же, — решил он. — Для них я очередная сенсация. — Усмехнулся, когда подумал: — Не убийца, но тоже сенсация».
Вспомнил, что сегодня вечером будет уже дома. На душе сделалось радостно и спокойно. И понял, что не смог бы прожить здесь больше ни одного дня...
1962 г.
Нет ничего тяжелей на свете, как ждать, ждать, ждать!
М. Горький
Я проснулся в шесть часов. Тренер читал книгу в своей постели. Я полежал немного, силясь припомнить увиденное во сне. Затея не из легких. Включил приемник. Звучал незнакомый инструмент. Чудно, заунывно и гибко, словно человеческий голос.
Тренер кивнул мне и начал зарядку.
Я спросил:
— Узнать, как выступил Иван? — Тревога не покидала меня с вечера.
Читать дальше