Просят выйти. Спорят долго. Я слышу голоса.
Потом лежу на кровати и слушаю музыку. Входит доктор. Достает лекарства, шприц, вату. Запах спирта.
Жду. Из репродуктора мужской голос, мягкий и грустный, поет по-немецки:
Жизнь, для чего ты создана?
Ты — короткая остановка в очень длинной дороге,
Для любви и счастья ты создана...
Доктор бормочет:
— Я понимаю вас. Но зачем рисковать?
Из репродуктора все тот же голос:
О, прощай молодость, здравствуй, грусть и тоска!
— Зачем рисковать? — В голове вспыхивают красные и желтые пятна: удары иглы в больное тело. Как их много!
Пересиливаю себя и говорю:
— Однажды, доктор, из-за ерундового недомогания я не вышел на помост. Думал, скорее выздоровлю. Но болезнь этим не кончилась. Я уж стал опасаться ее. А она, будто почуяв слабинку, перед любым выступлением набрасывалась... Изнурительная штука! Бодрость — и сразу вялость, уныние... — Я махнул рукой. — Нет, доктор, поддаваться нельзя. Поддашься раз, поддашься и другой... Великую доблесть проявляет человек, когда сам создает себя. Лепит по своему разумению и воле. Не щепка в ручье. — Мне очень хотелось, чтобы доктор понял меня. Я повернулся к нему и, глядя в глаза, очень серьезно и убежденно сказал: — Ради победы, ради подавленных слабостей — не отступлю! Себя преодолеть — вот мой закон непреложный! Может, это и высокопарно звучит, но это мое. Маленькая слабость рождает большую. Большая — трусость и подлость. Так разъедается душа. Поэтому я беспощаден к себе, доктор. — И спросил: — Новокаин?
— Да.
Теперь радио передает скучное воскресное богослужение. Старческий дребезжащий голос читает молитву. Вторит хор, деловитый и торжественный.
Я смеюсь:
— Отпевают.
Доктор грустно улыбается. А я думаю: «Замечательная штука — новокаин». Сладкий дурман окутывает мозг. Нога теперь словно деревянная. Боли нет. Спрашиваю:
— Красиво звучит орган?
— Очень.
Иглы по-прежнему впиваются в тело.
— Может, выключим радио?
— Да, доктор, лучше выключить... Все, доктор?
— Нет.
— А теперь все?!
Потом я задремал. Мне пригрезились давным-давно позабытые деревенские сени. Дом старый, на полу и в стенах большие щели. Скрипит дверь. Утро, и много-много солнца. Оно слепит сквозь щели глаза... Я сижу на крыльце, босой, в одних трусиках, и радуюсь новому дню. Полынь растерта пальцами, замечательно пахнет. И молоко от полыни горькое-прегорькое! А почему здесь доктор? Он стоит на крыльце и рассказывает матери обо мне. Зачем он это делает? И ведь мамы уже нет... А-а-а... Это я сплю.
...В тот вечер со мной происходило что-то непонятное, точно я и не болел, точно во мне пробудилась неимоверная сила. И, нетерпеливая, ворочалась, бурлила.
На разминке я с трудом сдерживал себя. Хотелось так развернуть плечи, чтобы хрустнули кости и подались стены. Вырваться на простор! Сказочными шагами вымерять мир! И очутиться дома на маленьком дворике. Запыленный подорожник, исклеванный курами. Желтятся под забором одуванчики...
А после вбежать на Соколову гору. На лысой песчаной вершине всегда ветрено. Гора высокая, и Волга сверху — узкий ручеек. Перешагнуть впору. Сбросить бы с себя одежду — и прыгнуть в этот ручеек!
Никто и никогда, конечно, не прыгал с Соколовой горы в Волгу. Это невозможно. Но в своих детских мечтах я, замирая, проделывал это не раз. Парящей птицей скользнуть к матовой глади! И плыть...
Сливаются в неразборчивую полоску деревья, и люди на берегу, и дома. А гора с каждым движением все выше и выше забирается в небо.
Ровная зыбь поднимает меня. И я вижу впереди крохотный силуэт далекого бакена. Порыв ветра срывает с гребня белую пену. Я слышу ее шелест. Он и мое дыхание нарушают тишину. Быстрое течение несет меня.
Упоение движением. Тело изгибается, распрямляется и скользит. Коричневое плечо высовывается из воды. И вода струйками сбегает с него.
Переворачиваюсь на спину. Волны укачивают меня. Медленно погружаются ноги. Вода закрывает лицо. Смыкается надо мной. Прозрачный тонкий слой с расходящимися кругами. Тысячи световых лучиков смотрят на меня.
Я ударяю руками, ногами. Журчит вода в ушах. Быстрее, быстрее.
Я улыбаюсь яркому миру. Хватаю губами воздух и смеюсь...
Меня вызывают к штанге. Товарищи скрывают тревогу за беспечными шутками и улыбками. Идут за мной. Пожимают руки: «Удачи, удачи, дружище!»
Надо спокойнее, а я как одержимый рвусь на помост. Сбылась моя мечта!
Я горд, потому что не поддался, выдержал и пришел сюда через долгие-долгие годы!..
Читать дальше