Но как бы ни меняло время декорации в уличных подростковых спектаклях, шла одна и та же пьеса, которую все мы, кто с любопытством, кто с негодованием, кто с сочувствием, наблюдали.
Действие пьесы, если кратко передать ее сюжет, заключалось в том, что подростки ищут нечто, придающее жизни вкус, некую краску, чтобы разбавить серый цвет, но почему-то находят постоянно тот или иной суррогат. Объединились, чтобы скандировать на стадионе, рыскали в поисках какой-нибудь галантерейно-трикотажной ерунды, чтобы оказаться на одно лицо с сотней своих ровесников, лепетали какой-то вздор, принимая его за величайшую истину, врубали на полную мощность магнитофоны, чтобы оглушающей музыкой с непонятными словами соединить свое человечество, высмеивая символы взрослого пристойного существования, находили свои собственные, еще более смешные…
Так, по крайней мере, для многих выглядели они со стороны, и когда «фанатели», и когда «балдели», и когда «тусовались». Как из партера, как за стеклом…
Но ведь чего-то они искали? Подавали же они нам всем, обществу, какой-то неразличимый сигнал? И когда мы скандировали, что все у нас в порядке, и когда, опомнившись, поняли, что в порядке у нас, оказывается, не все.
Так, может, они это поняли раньше? Нет, не поняли, а почувствовали? Может, все дело в том времени, в котором вырастали мы и в котором взрослеют они? Может, за их оглушающей музыкой и дурацкими символами — если присмотреться, прислушаться — мы различим и нечто здравое, чего не хватает нам самим?
…Сергей появился в редакции через час. На нем болтались несколько железных штуковин, на лбу вокруг длинных волос была повязана красная ленточка.
2.
— Рассказывай, как ты стал металлистом?
— Сначала я был динамовским фанатом. Надевал синебелый шарф, шел на стадион, фанател… Однажды мы с приятелем крикнули в метро: «„Динамо" — Москва!» и тут началось…
— Что началось? На вас напали «спартаковские» фанаты?
— Нет, откуда-то сверху скатился дяденька милиционер… Нас положили в «уазик» и, обкладывая разными словами, повезли в милицию. Тогда я был наивным, в отделении еще никогда не был… на меня составили бумаги.
— Ты испугался?
— Нет, ждал, что будет. Но вскоре меня опять задержали на матче. Снова милиция: стали писать всякие бумаги: «скандировал», «оскорблял», «нарушал порядок»… Я возмутился: это же неправда! Скандировать — одно, оскорблять — другое. Мне ответили: будешь выступать — получишь по бестолковке. Ну я и…
— Что? Решил, что двух приводов хватит?
— В общем, я решил двинуть из фанатов. На улице увидел каких-то ребят с булавками. Ага, панки. Я был готов после того, что со мной случилось, стать кем угодно, хоть панком. Стал ходить по улицам с булавками и выбритыми висками.
— Просто ходить?
— Да, ходить, чтобы бесить прохожих.
— И получалось?
— На время. Потом и это прошло. Я поступил в институт, но очень скоро разочаровался, пошли неприятности. Крушение всех надежд, из института отчислили… Увидел металлистов. Меня потянуло к ним как к людям, которые могут меня понять.
— Но почему именно к металлистам?
— Мне казалось, что у них есть цель в жизни.
— Цель? Что ты имеешь в виду?
— Мне казалось, что они такие же, как и я. То есть у них такая же неустроенность в жизни… В общем я примкнул.
— А как это происходило?
— Есть такой бар в центре (он назвал одно не очень чистое заведение — Ю.Щ.). Там они и собираются. Я стал там торчать, и постепенно они меня стали узнавать.
— Ты отрастил волосы, повесил цепь…
— Да, я стал таким, каким вы меня видите.
— Как бы ты сам объяснил различия между тобой-фанатом, тобой-панком и тобой-металлистом?
— Отличия чисто внешние, разные увлечения. У меня сегодняшнего — музыка «тяжелого металла».
— У тебя много дисков тяжелого рока?
— В магазине диски практически купить невозможно. У меня есть записи.
— Сергей, я знаю про напряженные отношения металлистов с любителями более мягкого направления в роке, так называемыми «волновиками».
— Я их не люблю.
— Их самих или музыку, которую они предпочитают?
— Музыку «новой волны» может любить только пресыщенный жизнью человек.
— Но «волнисты» тоже хотят отличаться от всех. Это заметно и по тому, как они одеваются — вызывающе модно, и по тому, какие прически носят…
— Но они же хотят отличаться совсем в другом смысле, чем мы. Они считают так: вот у меня все есть, я такой красивый — пусть меня все уважают за это.
Читать дальше